"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

ничего плохого не произошло. Затем следовала совершенно ясная фраза, в
которой сообщалось, что доктор Лемюэл Камерон, директор Талпферского
ракетного центра, когда-то получал стипендию, учрежденную Лоренцо
Уопшотом. Заканчивалось письмо обычными замечаниями о дождях,
господствующих ветрах, приливах и отливах.
Каверли догадывался, что упоминание о падубе имело совершенно иной,
скрытый смысл, но у него было достаточно своих забот, и он не стал
докапываться до того, что старуха имела в виду. Если с Эплтонским банком и
страховым обществом произошли какие-нибудь неприятности - а квартальный
чек запаздывал, - ему вряд ли удастся что-либо сделать. Сообщение о
докторе Камероне, возможно, соответствовало истине, а возможно, и нет, так
как Гонора часто преувеличивала щедрость Лоренцо; к тому же она, как
всякая старуха, плохо помнила имена. Письмо пришло в плохие для Каверли
времена, и он переслал его брату.
Бетси все еще не пришла в себя после провала своей вечеринки. Она
ненавидела Талифер и осыпала Каверли попреками за то, что он заставляет ее
здесь жить. Она мстила мужу тем, что спала одна и не разговаривала с ним.
Она вслух жаловалась самой себе на дом, на соседей, на кухню, на погоду и
на газетные новости. Она ругала картофельное пюре, проклинала тушеное
мясо, посылала к черту кастрюли и сковородки, обзывала непристойными
словами замороженные пирожки с яблоками, но с Каверли она не
разговаривала. Все окружающие плоскости - столы, тарелки и тело мужа -
казались ей острыми камнями, лежащими на ее пути. Все было не так. От
лежания на диване у нее болела спина. Она не могла спать на своей кровати.
Лампочки горели так тускло, что при их свете нельзя было читать, ножи были
такие тупые, что ими и масло не разрежешь; телевизионные программы ей
надоедали, хотя она неизменно их смотрела. Самым тяжким лишением для
Каверли было то, что между ними полностью прекратились супружеские
отношения. Они были сущностью их брака, всегда доступным источником его
прочности, и без них совместная жизнь Каверли и Бетси стала совершенно
невыносимой.
Каверли пытался проникнуть в сокровенный мир Бетси и понял - или
вообразил, будто понял, - что она изнемогает под бременем своего прошлого,
о котором ему ничего неизвестно. Мы все, думал он, обречены искупать грехи
своей молодости, но в ее случае цена искупления, вероятно, непомерно
велика. Может быть это объясняет ту темную сторону ее характера, которая
казалась ему более таинственной, чем темная сторона Луны. Есть ли на свете
способы с помощью любви и терпения исследовать эту темную область женской
души, обнаружить источники ее несчастий и, нанеся все открытия на карту,
сделать их достоянием здравого смысла? Или же природа женщин ее типа
осуждена навеки оставаться в полутьме, понять которую даже она сама
неспособна? Сидя перед телевизором, она ничуть не походила на лунную
богиню, но из всего, что было ему непонятно на свете, душа Бетси во всех
ее противоречивых обличьях виделась ему больше всего похожей на луну.
Как-то в субботу утром, когда Каверли брился, он услышал голос Бетси -
резкий и громкий от раздражения - и спустился в пижаме вниз узнать, в чем
дело. Бетси ругала новую служанку, приходившую убирать комнаты.
- Просто не знаю, куда мы идем, - говорила Бетси. - Просто не знаю. Вы
небось думаете, что я буду вам платить большие деньги просто за то, чтобы
вы сидели нога на ногу, курили мои сигареты и смотрели мой телевизор? -