"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

- Я понял, - сказал Камерон. - Теперь принесите мне, пожалуйста, то,
что я заказал.
После ленча он сидел в номере гостиницы и смотрел по телевизору
какой-то спектакль, а в четыре часа позвонил и попросил принести ему
бутылку виски. В шесть часов позвонили с аэродрома и сообщили, что вылет
назначен на полночь и что к восьми часам к гостинице будет подан автобус.
Камерон поужинал неподалеку в ресторане и присоединился к остальным
пассажирам, которых уже начал ненавидеть. В половине двенадцатого они
заняли свои места в самолете и поднялись в воздух в назначенное время; но
самолет был старый и очень шумный и летел так низко, что Камерон мог ясно
различить огни Нантакета, когда самолет шел над островом. Бутылку виски он
взял с собой и потягивал из нее до тех пор, пока не заснул. Во сне его
снова преследовали мучительные видения Лючаны. Когда он проснулся, уже
рассветало и самолет снижался, но не в Риме, а в Шанноне, где пришлось
сделать непредвиденную посадку для ремонта двигателей. Из Шаннона Камерон
послал Лючане телеграмму, но прерванный рейс был возобновлен только в пять
часов дня, и самолет прибыл в Рим лишь на рассвете следующего дня.
Бар и ресторан в аэропорту были закрыты. Камерон позвонил Лючане по
телефону. Она, конечно, еще спала и разозлилась, что ее разбудили.
Телеграммы она не получила. Увидеться с ним она сможет только вечером.
Встретится с ним в ресторане Квинтереллы в восемь часов. Камерон умолял ее
дать ему возможность увидеться с ней раньше - разрешить ему прийти к ней
сейчас же.
- Пожалуйста, дорогая, пожалуйста, - жалобно просил он.
Лючана повесила трубку. Он поехал на такси в Рим в снял номер в
гостинице "Эдем". Было еще раннее утро, и люди на улицах, одетые
по-рабочему, спешили, как жарким утром спешат на работу люди во всем мире.
Камерон принял душ и лег в постель, чтобы отдохнуть, томясь по Лючане и
проклиная ее; однако злость отнюдь не уменьшила его желания, и он
испытывал адские муки. О, в дождь и ветер держать в своих объятиях
желанную возлюбленную!
Предстояло как-то убить день. Камерон никогда не видел Сикстинской
капеллы, да и всех других достопримечательностей города и подумал, не
заняться ли ему их осмотром. Возможно, голова у него от этого прояснится.
Он оделся и, выйдя на улицу, стал искать какой-нибудь из тех знаменитых
музеев или соборов, о которых так много слышал. Вскоре он очутился на
площади, где стояли три церкви - с виду старинные. Двери первой и второй
были заперты, но третья церковь была открыта, и он вошел в темное
помещение, где сильно пахло пряностями. На передней скамейке сидели четыре
женщины, и священник в грязном стихаре служил мессу. Камерон огляделся в
надежде увидеть сокровища искусства, но крыша над часовней справа от него,
по-видимому, протекала, и роспись там, которая, вероятно, была прекрасной
и ценной, на самом деле облупилась и покрылась пятнами от сырости, как
стена в меблированной комнате. Следующая часовня была расписана фигурами
голых мужчин, дующих в трубы, а еще в следующей было так темно, что ничего
нельзя было разглядеть. Там висело объявление на английском языке,
гласившее, что если опустить в отверстие монету в десять лир, то зажжется
свет; Камерон так и сделал, и перед ним предстало большое изображение
окровавленного человека в смертных муках, распятого вниз головой. Камерон
никогда не любил напоминаний о том, как его плоть восприимчива к боли, и