"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

быстро вышел из церкви на залитую ослепительным светом знойную площадь.
Там было кафе с тентом; он сел за столик и выпил кампари. Молодая женщина,
переходившая улицу, напомнила ему Лючану, но, если даже она и была
проституткой, он жаждал не ее, а Лючану. Лючана была проституткой, но это
была его проститутка, и в его отношении к ней где-то под грубостью
неистовых желаний таилась трогательная романтика. Лючана, думал он, из тех
женщин, которые даже туфли надевают так, словно от этого зависят судьбы
мира.
О, в дождь и ветер держать в своих объятиях желанную возлюбленную!
Почему жизнь так немилосердно мучает его, почему кажется непристойным то,
что для него - единственная стоящая реальность? Он думал о квантовой
теории, о постоянной Митлдорфа, об открытии гелия в тетрасфере, но это не
имело отношения к его тоске. Неужели все мы безжалостно втиснуты во время,
бесчувственные, тупые, тщеславные, глухие к зовам любви и рассудка,
лишенные способности к размышлению и к самооценке? Неужели пробил его час
и единственным напоминанием о его интеллекте, о прежней несокрушимой
стойкости был запах рвоты? На своем веку он видел, как работавшие с ним
ученые светила сходили с орбиты в погрязали в непроходимой глупости и
тщеславии, претендовали на открытия, которых не совершали, заменяли
полезных людей подхалимами, выставляли свои кандидатуры в конгресс,
направляли петиции и разоблачали воображаемые вражеские козни во всем
мире. Он и теперь не меньше прежнего уважал чистоту и благопристойность,
но, казалось, теперь был как будто бы хуже вооружен, для того чтобы
осуществлять это уважение на практике. Его мысли носили отвратительно
грубый, порнографический характер. Он словно видел некий образ самого
себя, далекий и существующий отдельно от него, вроде изображения на
киноэкране, - образ человека, всеми отринутого и безнадежно погибшего,
занятого под дождем на глухих улицах незнакомого города каким-то делом,
которое грозит ему самоуничтожением. Где были его добродетели, его
выдающийся ум, его здравый смысл? Когда-то я был неплохим человеком, с
грустью подумал Камерон. Он страдальчески закрыл глаза и в кинокадрах,
безостановочно мелькавших под тонкой кожей его век, увидел самого себя,
идущего, спотыкаясь, по мокрой булыжной мостовой под старомодными уличными
фонарями, падающего все ниже, ниже, ниже, некогда трудившегося на благо
человечества, а теперь погрязшего в глупости, отличавшегося когда-то
высокой интеллектуальностью, а теперь ставшего таким примитивным. Тут его
стал мучить противный дурацкий валик, который вращается не то в голове, не
то в душе и на котором записаны старинные псалмы и танцевальные мелодии,
музыкальная свалка, где скапливаются и гниют в своем бесконечном идиотизме
повторяющиеся по первому зову туристские песни, песни из рекламных
радиопередач, марши и фокстроты с их пустенькими стихами и пошлыми
мелодиями, в полной сохранности сидящими в памяти. "Я запел ипподромный
блюз" - звучало в этом отделе его мозга. Эту мелодию Камерон слышал лет
сорок назад на дребезжащем граммофоне, и все же он не мог от нее
отделаться:

Я запел ипподромный блюз,
Запел - и чуть не заплакал;
Запел ипподромный блюз -
Все деньги я бросил на кон.