"Антон Павлович Чехов. Мороз" - читать интересную книгу автора

Довелось мне тогда за пятачок в день водить по городу одну старушку
слепую...
Морозы были жестокие, злющие. Выйдешь, бывало, со старушкой и начинаешь
мучиться. Создатель мой! Спервоначалу задаешь дрожака, как в лихорадке,
жмешься и прыгаешь, потом начинают у тебя уши, пальцы и ноги болеть.
Болят, словно кто их клещами жмет. Но это всё бы ничего, пустое дело, не
суть важное. Беда, когда всё тело стынет. Часика три походишь по морозу,
владыко святый, и потеряешь всякое подобие. Ноги сводит, грудь давит,
живот втягивает, главное, в сердце такая боль, что хуже и быть не может.
Болит сердце, нет мочи терпеть, а во всем теле тоска, словно ты ведешь за
руку не старуху, а саму смерть. Весь онемеешь, одеревенеешь, как статуй,
идешь, и кажется тебе, что не ты это идешь, а кто-то другой заместо тебя
ногами двигает. Как застыла душа, то уж себя не помнишь:
норовишь или старуху без водителя оставить, или горячий калач с лотка
стащить, или подраться с кем. А придешь с мороза на ночлег в тепло, тоже
мало радости!
Почитай, до полночи не спишь и плачешь, а отчего плачешь, и сам не
знаешь...
- Пока еще не стемнело, нужно по катку пройтись, - сказала
губернаторша, которой скучно стало слушать. - Кто со мной?
Губернаторша вышла, и за нею повалила из павильона вся публика.
Остались только губернатор, архиерей и голова.
- Царица небесная! А что было, когда меня в сидельцы в рыбную лавку
отдали! - продолжал Егор Иваныч, поднимая вверх руки, причем лисья шуба
его распахнулась.
- Бывало, выходишь в лавку чуть свет... к девятому часу я уж совсем
озябши, рожа посинела, пальцы растопырены, так что пуговицы не застегнешь
и денег не сосчитаешь. Стоишь на холоде, костенеешь и думаешь: "Господи,
ведь до самого вечера так стоять придется!" К обеду уж у меня живот
втянуло и сердце болит...
да-с! Когда потом сам хозяином был, не легче жилось. Морозы до
чрезвычайности, а лавка, словно мышеловка, со всех сторон ее продувает;
шубенка на мне, извините, паршивая, на рыбьем меху, сквозная... Застынешь
весь, обалдеешь и сам станешь жесточее мороза: одного за ухо дернешь, так
что чуть ухо не оторвешь, другого по затылку хватишь, на покупателя
злодеем этаким глядишь, зверем, и норовишь с него кожу содрать, а домой
ввечеру придешь, надо бы спать ложиться, но ты не в духах и начинаешь свое
семейство куском хлеба попрекать, шуметь и так разойдешься, что пяти
городовых мало. От морозу и зол становишься и водку пьешь не в меру. Егор
Иваныч всплеснул руками и продолжал:
- А что было, когда мы зимой в Москву рыбу возили! Мать пречистая!
И он, захлебываясь, стал описывать ужасы, которые переживал со своими
приказчиками, когда возил в Москву рыбу...
- Н-да, - вздохнул губернатор, - удивительно вынослив человек! Вы, Егор
Иваныч, рыбу в Москву возили, а я в свое время на войну ходил.
Припоминается мне один необыкновенный случай...
И губернатор рассказал, как во время последней русско-турецкой войны, в
одну морозную ночь отряд, в котором он находился, стоял неподвижно
тринадцать часов в снегу под пронзительным ветром; из страха быть
замеченным, отряд не разводил огня, молчал, не двигался; запрещено было