"Вадим Чекунов. Шанхай. Любовь подонка" - читать интересную книгу автора

Прижимаясь к обочине, по Двинской медленно ползла уборочная машина.
Железный ящер скреб асфальт щетинистыми хвостами-щетками. Оранжевые зрачки
устало ворочались в глазницах, отражаясь в стеклах ларьков: слабые сполохи
пробегали по округлым бокам пивных бутылок, скользили по глянцу сигаретных
пачек.
На остановке, подложив пакет под щеку, спал бородатый человек в
матросском бушлате.
Маршрутку ждать не стали и пошли по туннелю пешком. Инна, за всю дорогу
лишь хмыкнувшая пару раз - когда я покупал чекушку "Синопской" и
пересчитывал сдачу - шла впереди, сунув руки в карманы плаща.
Ни разу не обернулась. Не посмотрела, иду ли я за ней.
Я остановился. Мелькнула мысль развернуться, уйти, уехать. Оставить
все. Трусливо бежать и забыть.
С мокрым шелестом, будто кто-то мял целлофановый пакет под самым ухом,
проезжали машины.
Инна уходила все дальше по узкому выступу, местами огороженному
грязными железными перилами.
Я свинтил пробку. Догоняя, на ходу сделал несколько глотков теплой
водки. Желудок благодарно впитал разливное тепло. Глаза прояснились, походка
легчала с каждым шагом.
Будь, что будет.
На острове, после туннеля, было необычно светло и просторно. Я допил
остатки водки. Интеллигентно опустил чекушку в урну возле остановки
маршрутки и полез за сигаретами.
Место мне понравилось. Здесь я сразу, в отличие от Васильевского или
Каменного, почувствовал отчуждение от земли. Это был действительно - остров,
сырой, подгнивший осколок города. Больше всего он походил на пустырь,
который некогда пытались обжить, но так и не довели дело до конца. Смирились
и живут, как блохи на собаке.
Отличное место.
Инна старательно обходила редкие лужи, полные облетевших листьев. Ветер
гнал по воде легкую рябь. Мутная небесная дрянь неожиданно прорвалась на
минуту, и в прореху осторожно сунулся луч солнца, покрыл самоварным блеском
окна многоэтажки возле залива и потускнел, осыпался осколками, стек по серой
панельной стене. Исчез.
Левая кроссовка промокла. Я шаркал подошвой по асфальту, отдирая
налипшие марки осени - мелкие, с едва заметными зубчиками листья.
Хмель, едва только зацепивший, уже покидал голову. Во рту стало
неприятно сухо.
Сунул руку в карман.
Каблуки Инкиных туфель с едва слышным стуком, будто клювы двух
осторожных птиц, клевали влажный, пористый, весь в темных трещинах асфальт.
"Туфли! Ты не дал мне надеть туфли!" - вспомнился ее крик.
Из-под плаща выглянула стройная и длинная нога. Я непроизвольно разжал
пальцы. Ведь эти ноги, эти ступни, укрытые сейчас дорогой кожей туфель, я
целовал еще неделю назад.
Заглянул ей в глаза - обычно голубые, с сероватой дымкой. Совсем
другими были они теперь. Дымку сменили стальные жалюзи. Приблизив лицо почти
вплотную, я мог увидеть в них свое отражение.
Но не более.