"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

а тем более в Москве.
С немцами мне бороться не пришлось: в ноябре восемнадцатого они
убрались сами; с большевиками, слава богу, тоже не воевал. Меня, как
механического офицера, определили инженером-механиком на подводную лодку
"Тюлень". В войну с турками слава об этой субмарине гремела по всему флоту.
Она приводила в Севастополь турецкие шхуны одну за другой, топила
транспорты, крейсировала у Босфора...
Я не служил на лодках, мне было интересно постигать новые механизмы, и
я с головой ушел в подводное дело. Там все было понятно и просто, не то что
в городе: немцев сменили французы, французов прогнали красные,
красных-Врангель... Почти два года "Тюлень" вместе с другими подводными
лодками простоял в Южной бухте. Бои шли в основном на берегу, в море нам
делать было нечего. А потом была черная осень двадцатого. Из Севастополя
уходило все, что могло держаться на плаву или двигаться на буксире. "Тюлень"
шел своим ходом. По злой иронии судьбы, он искал убежища в Босфоре - там,
куда ходил громить врага, где одерживал свои блестящие победы... В
Константинополе мы спустили Андреевские флаги и подняли французские. Под
ними пришли сюда, к последнему причалу.
В ту пору я, уже лейтенант, сошелся очень близко с каперангом
Владимиром Петровичем Шмидтом, братом того самого Шмидта, что был расстрелян
на острове Березань. На многие вещи мы смотрели одними глазами. Правда, в
Бизерте он снял погоны, принял духовный сан и стал священником. Говорят, до
недавних лет Шмидт служил настоятелем в небольшом православном храме в
Нью-Йорке, близ здания ООН.
Да... Здесь в Бизерте, как на большом перекрестке, пути расходились у
многих: кто уехал в Марокко, кто - в Сербию, кто - во францию. А по
Севастополю тосковали все! И как тосковали!
Вы шли сюда по бульвару Хабиба? Нет, вы шли по Примбулю - Приморскому
бульвару. Гавань Вьё-Пор мы переименовали в Артбухту. А городской холм
Джебелъ-Ашшль называли между собой Малаховым курганом.
Еникеев на минуту замолк, задумался, глядя сквозь нас, потом снова
повел свой грустный рассказ:
- Конечно, я мог бы вернуться на родину, как вернулся генерал Слащов со
своими казаками. Я не был карателем, на мне не было крови... Заурядный
корабельный механик. Кто стал бы меня преследовать? Но жизнь моя уже
установилась здесь. Приехала из Пирея Касси с сыном Пересветом, вскоре
родилась дочь, Ксения. По-гречески - странница.
Я преподавал теоретическую механику в гардемаринских ротах Морского
корпуса, открытого при эскадре для русских юношей. Все было хорошо, пока
корпус не распустили. Вот тут начались черные дни. Безработица. Вы себе и
представить такого не можете - безработица двадцать девятого года... У меня
был прекрасный спиннинг - подарок одного английского лейтенанта в
Порт-Саиде. Вот этим спиннингом целый год кормился! Что выловлю - все на
стол. Случалось, кое-что Касси и на рыбный рынок относила. Вскоре мне
повезло - взяли сторожем в Пиротехническую гавань. Потом устроился рабочим в
аккумуляторную мастерскую. И наконец в тридцать третьем выбился в начальники
электротехнической службы торгового порта.
Как только началась вторая война с бошами, я вступил добровольцем во
французский флот. Однако плавать мне не пришлось. В чине капитан-лейтенанта
меня назначили старшим механиком здешней базы по ремонту подводных лодок.