"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

конвоировали англичане и французы, они же протралили нам и фарватер, так что
шли мы без особой опаски.
Я сменился с вахты и мылся в кормовом офицерском душе под броневой
палубой. Вдруг корабль тряхнуло, погас свет, и из лейки пошел крутой
кипяток... Я выбежал в темный коридор весь в мыле... На меня наскакивали
кочегары; матросы лезли к трапам, ведущим наверх, застревали в люках...
Палуба кренилась все круче и круче, и я понял, что выбраться из низов не
успею... Страх, он разный бывает - и гибельный, и спасительный. Меня как
пружиной толкнуло: ворвался в каюту, чья - не знаю, отдраил иллюминатор, и
спасибо мыло на мне, смыть не успел, а то б не пролез - проскочил, кожу с
плеч сдирая. Вода декабрьская, ледяная, а на мне - ничего. Одежда, хоть и
мокрая, все же тепло держит. Ну да в ту минуту я радовался, что налегке
плыву, побыстрее да подальше от водоворотной воронки. Корабль на дно идет и
людей за собой тянет.
"Пересвет" погрузился и ушел в пучину с Андреевским флагом на гафеле,
под прощальное "ура!" державшихся на плаву матросов. Вместе со всеми
барахтались в ледяной воде командир и старший офицер. Они подбадривали
команду, призывали держаться кучнее и дали подобрать себя последними, спустя
четыре часа после катастрофы...
Из восьмисот душ "ладья Харона" унесла с собой двести пятьдесят.
Я с двумя макушками родился - счастливый. Выловил меня вельбот с
английского конвоира "Нижелла". Дали глотнуть коньяку, закутали в брезент...
Лежал я на носу и рыдал под брезентом, благо британцы не видели. Рыдал от
обиды, от позора, от бессилия. Судите сами: столько лет готовиться к морским
баталиям, проделать такой путь, с края на край земли, - и вместо геройского
боя и, может быть, даже, мечталось, исторического сражения - бесславная
глупая гибель в считанные минуты. Нелепые аксессуары: душ, мыло, бегство
через иллюминатор, барахтанье в воде, пока тебя не вылавливают в непотребном
виде и не втаскивают в шлюпку, добро бы свою, а то в британскую,
сочувственные взгляды с хорошо скрытой насмешкой.
Всех спасенных разместили в палаточном лагере близ Порт-Саида, а
раненых и обожженных - в госпиталях. Конечно, мы все рвались домой, в
Россию, но начальство распорядилось иначе: часть пересветовцев отправили во
Францию на новые тральщики, часть - в Италию пополнять экипажи дозорных
судов, построенных по русским заказам. Спасителя моего, старшего лейтенанта
Домерщикова, назначили командиром вспомогательного крейсера "Млада". Но он,
кажется, так и не дошел до России. Немцы торпедировали его в Атлантике.
Мне же выпало и вовсе чудное назначение. Дали под начало дюжину
матросов и отправили в Грецию обслуживать катер русского военно-морского
агента в Пирее, по-нынешнему - морского атташе... После броненосца новая
служба была сущей синекурой. Матросики мои считали, что Николай чудотворец
даровал нам ее за муки, принятые на "Пересвете". Солнце, море и жизнь почти
мирная... Весной семнадцатого я женился на гречанке - дочери пирейского
таможенника. Кассиопея, Касси, родила мне сына. Я рассчитывал увезти их в
Севастополь, как только оттуда уберутся немцы. Но все получилось не так...
Вижу, вы поглядываете на часы. Буду краток. В июне восемнадцатого,
узнав из греческих газет о затоплении русских кораблей в Цемесской бухте, я
счел большевиков предателями России, оставил семью и отправился в
Севастополь бороться с немцами и большевиками. Поймите меня: сидя в Афинах,
трудно было составить себе правильную картину того, что происходило в Крыму,