"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

"Несомненно, - писал потом Иванов-Тринадцатый, - крейсер был
обречен на гибель или пленение. Только одна мысль, что
окруживший нас противник из четырнадцати вымпелов постарается
овладеть нами (как ценным моральным призом), заставляла
возможно быстрей принять какое-то решение. Наше действительное
положение было такое, что достаточно было прислать с
неприятельских судов четыре баркаса с вооруженной командой, и
они с легким и полным успехом могли бы подойти к крейсеру и
овладеть им, так как при том разгроме, который царил на
"Рюрике", не было никакой возможности оказать им должное
сопротивление: артиллерия была вся испорчена и молчала,
абордажное оружие было также перепорчено, а живая сила
команды, обескровленная пережитым боем, сделалась непригодной
к серьезному сопротивлению. Не теряя времени, я отдал
приказание мичману барону Шиллингу взорвать минное отделение
крейсера с боевыми зарядными отделениями мин Уайтхеда. Боясь
за неудачу или задержку отданного приказания, а времени уже
терять было нельзя, так как кольцо неприятельских судов без
единого выстрела все суживалось вокруг "Рюрика", тут же я
отдал приказание старшему механику капитану 2 ранга Иванову
открыть кингстоны затопления крейсера и об исполнении мне
доложить. Выбежав на верхнюю палубу, я объявил о принятом
решении и отдал распоряжение о спасении раненых из недр
корабля. Но не насмешкой ли звучало мое приказание? Какое же
спасение раненым и оставшемуся экипажу я мог предоставить? На
этот раз только тихие и глубокие воды Японского моря в 40-50
милях от берега и те плавучие средства, кои представляют
пробковые матрацы коек и спасательные нагрудники. Ни одной
шлюпки не было в целости, все гребные и паровые суда были
побиты в щепки. Часть команды начала доставать и
расшнуровывать койки, другие начали выносить раненых из нутра
судна на верхнюю палубу, прилаживать к ним спасательные
средства и прямо спускать за борт. Надо было посмотреть на
матросов и вестовых "своих благородий", которые с полным
самоотвержением в ожидании ежеминутно могущего произойти
взрыва проявляли заботы о раненых офицерах, устраивая то
одного, то другого к спуску на воду. Я помню несколько
эпизодов из этой заключительной сцены нашей драмы.
На юте с левой стороны лежал на носилках вынесенный с
перевязочного пункта наш старший офицер капитан 2 ранга
Николай Николаевич Хлодовский. Он был совершенно голый, грудь
его высоко поднималась от тяжелого дыхания, ноги с сорванными
повязками представляли ужасный вид, с переломанными голенями и
торчащими костями. Около него возился вестовой матрос
Юдчицкий, старающийся приладить под носилки несколько
пробковых поясов, но это оказалось напрасным. Хлодовский,
приподнявшись на локтях, открыв широко глаза, глубоко вздохнул
и скончался на своем корабле. Идя дальше, на шканцах я
наткнулся на лежащего ничком на палубе командира кормового