"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

ее и ахнул: в глазах зарябили золоченые арабески Мавританского зала. Открыл
еще одну дверь и попал в роскошный барочный Белый зал, в котором людно даже
тогда, когда он пустует, людно от присутствия множества лепных нимф,
атлантов, муз, кариатид, античных богов...
Право, сюда стоило прийти, как в некий филиал Эрмитажа, филиал
негласный, неофициальный... Водил меня по этим залам немолодой дежурный
электрик в синем техническом халате - Александр Арвидович Пернов. Роль
добровольного экскурсовода взял он на себя не скуки ради и не по
распоряжению начальства, а потому, что проработал в доме № 34 четверть века
и не без основания считал себя старожилом и знатоком этого прекрасного
здания.
Пернов провел меня в бывший кабинет начальника ЭПРОНа (его занимал
теперь главный врач флотской поликлиники). Кабинет, где обсуждались планы
уникальных судоподъемных операций, рождались дерзкие идеи, разбирались
подводные поединки, кое-что сохранил из своего былого великолепия: темные
дубовые панели, хрустальную люстру, камин черного мрамора с бронзовыми
виньетками и зеркалом, которое еще помнило коренастого энергичного адмирала
с кудрявой проседью черных волос. Помнило оно и высокого седобрового моряка
в кителе без нашивок, но раз молвившего на "крыловских ассамблеях" свое
веское слово военспеца.
Море не оставило этот дом и поныне. Над его парадным горит красный
неон: "Маяк". Большую часть здания занимает заводской клуб старейшей русской
верфи. Со стапелей этой верфи, основанной еще Петром, сошли и первый русский
пароход "Екатерина", и первый русский броненосец "Петр Великий", и все те
корабли, с которыми была связана жизнь эпроновца Домерщикова - "Аврора",
"Олег", "Пересвет"...
Отсюда, из этих окон в октябрьскую ночь семнадцатого года хорошо была
видна "Аврора", бросившая якорь напротив - у Николаевского моста. И отблеск
выстрела ее бакового орудия полыхнул и исчез в таинственной глубине
надкаминного зеркала...
Я верю в магию старых стен, верю в их способность помогать всякому, кто
пытается постичь прошлое не только с помощью бумаг и музейных экспонатов...
Именно поэтому я позвонил ветерану ЭПРОНа, заслуженному изобретателю РСФСР
Анатолию Федоровичу Мауреру (номером его телефона снабдил меня Чикер) не
откуда-нибудь, а из бывшего крыловского кабинета. Энергичный голос сообщил,
что он, Маурер, хорошо знал Домерщикова как замечательного специалиста и как
человека прекрасных душевных качеств. Перед самой войной Крылов назначил его
наблюдающим за постройкой специализированных спасательных судов для ЭПРОНа
"Шлем" и "Водолаз". Последний героически погиб на Дороге жизни, что шла
через Ладогу.
Все-таки странная судьба для военного моряка. Полжизни Домерщикова
учили топить корабли. Но ему, видно, на роду было написано совсем иное -
спасать. Он спасал раненых с торпедированной "Португали", спасал матросов с
"Пересвета ", спасал затонувшие корабли, строил спасатели, чтобы те спасали
потом жителей блокадного Ленинграда... Тут было над чем подумать...
Я спустился в грот, чтобы слегка передохнуть от всего увиденного и
услышанного, записать кое-что в блокнот... Но отдыхать в тот день мне было
заказано.
Мой добровольный гид рассказал мне, что этот дом приобрела в начале
века графиня Игнатьева, жена генерал-адъютанта Николая Павловича Игнатьева,