"Праздник саранчи" - читать интересную книгу автора (Саморядов Алексей Алексеевич, Луцик Пётр...)

МУТАНТ

По битому кирпичу, осыпавшейся штукатурке в комнату пробежала крыса и замерла, настороженно обнюхиваясь. Позади нее на сорванной двери в тени прохода сидела еще одна, более крупная. Она внимательно следила за первой, не решаясь пройти в комнату.

Ветер свободно проникал через выбитые окна, шевелил ободранные лоскуты обоев на щербатых стенах, покачивал резиновый провод, свисавший с потолка. В углу, на куче битого стекла, привалившись головой к стене, лежал человек.

Крыса пискнула, подошла к его ногам и осторожно обнюхала ботинок. Человек лежал на спине в неестественной мертвой позе, чуть раскинув ноги в грязных сырых штанах, руки его, согнутые в локтях, стояли на полу, застыв вертикально, длинными упавшими кистями указывая куда-то в угол.

Крыса обнюхала второй ботинок и быстро пробежала вдоль ноги, остановилась, принюхиваясь, вдруг укусила через штанину и отскочила. Человек не двигался, рот и остекленевшие глаза чуть приоткрыты, крыса не верила, но человек не двигался. Подойдя снова, она пискнула и вскочила ему на живот, потыкалась в рваную рубашку.

Из дверного проема, решившись, вышла вторая. Она также осмотрелась, обнюхав бетонный пол, и быстро побежала к ноге. Первая крыса, забравшись на грудь, потянулась, нюхая воздух, к его лицу. Замерла, уставившись красными глазками в его немигающие глаза. Громко пискнув, прыгнула на пол, вторая отскочила тоже, царапая пол. Человек лежал все так же неподвижно. Крысы успокоившись подошли, одна снова прыгнула на живот. Через дверной проход вбежали еще две, одна из них, необычно огромная, черная с розовым, почти красным хвостом. Она, не боясь, сразу подбежала к человеку.

Он вдруг легко вскочил, схватив розовохвостую за черную шею, тотчас обеими руками ударив о стену, размозжил ей голову. Крысы с писком метались по комнате, одна прыгнула на подоконник и сорвалась.

Он осмотрел еще бьющееся в руке черное крепкое тело с розовым хвостом, подошел К окну, не выпуская крысу из руки, выглянул.

Напротив стоял многоэтажный дом, такой же разбитый и пустой, как тот, из которого он смотрел, груды стекла и кирпича внизу, ржавые автомобили и мусор повсюду. Дальше справа и слева тянулись такие же дома, за ними высокая серая стена, за стеной огромный мертвый завод, выбитые стекла на корпусах, как черные дыры, высокие трубы в низком сером небе. Со стороны завода порывами приходил душный вонючий ветер, тащивший на пустырях пыль и всякий хлам.

Он выбросил крысу в окно, потянулся, вытягивая руки по стене.

Взяв в углу, где только что лежал, большой кожаный мешок, вышел из комнаты и быстро пошел вниз по подъездной лестнице, высокий, худой, чуть сутулясь длинной кошачьей спиной.

Внимательно оглядывая пустыри, улицы, перебегая от стены к стене, он быстро Двигался, обходя брошенные дома. Иногда он замирал на лестницах, наклонившись, осматривал ступени и принюхивался, затем снова на верхних этажах дома через окна внимательно оглядывал окружающие дома. В одной из комнат он нашел старое одеяло с истлевшим углом. Оглядев его, он сложил его в свой мешок.

У крайнего дома он спустился в подвал, придерживаясь рукой за трубы, прошел в угол, наклонился, нащупал канализационный люк. Осторожно поднял крышку, наклонился ниже, прислушиваясь. Внизу шумела вода. Он осторожно достал из бетонной ниши в колодце металлический палец, осмотрел его и, снова спрятав в нишу, так же закрыл люк.

Поднявшись по лестнице, он выбрался на крышу и осторожно, не высовываясь из-за парапета, прошел до угла. Здесь, на высоком выступе вентиляционного колодца, на бетонном торце чем-то острым было высечено три маленьких неправильных ромба и чуть ниже — разрезанная хвостовая фигура, напоминающая человеческое туловище, только без рук и без ног.

Он оглядел рисунок, наклонившись к нему вплотную, провел пальцами, еще раз осмотрелся, и отойдя на несколько шагов, сел, сложив под себя ноги. Его остров костлявое лицо застыло, глубоко посаженные бесцветные глаза сосредоточились на рисунке. Он сидел неподвижно, потом взгляд его соскользнул вправо, там, где за выступом крыши внизу начиналась огромная свалка.

Горы разбитых металлических конструкций, нити кабелей, лужи в белых химических хлопьях, все это тянулось до горизонта, чуть левее неестественным лиловым цветом отсвечивало озеро, а на горизонте в желтоватой дымке неясно проступали гигантские контуры города.

Вдруг он встал, прислушался и, подхватив мешок, быстро двинулся к лестнице и пропел.

Переступая через брошенную мебель, он подошел к окну первого этажа, прислушался, выпрыгнул в окно и прошел небольшой пустырь.

Небольшая облезлая желтой масти собака, копавшаяся в мусоре, заметив его, тут же отпрыгнула боком и, отбежав, спряталась в подвальном проеме.

Он пошел быстрее, оглядываясь. За углом он резко свернул и, пробежав вдоль, дома, снова свернул за следующий, подошел к заводской стене. Здесь он снова обернулся. Собака выскочила из-за угла и встала, внимательно следя за ним.

Просунув кожаный мешок за ремень брюк, он быстро влез на стену, цепляясь за проступавшие углы арматуры. Пролез под провисшей ржавой проволокой сигнализации, спрыгнул на ту сторону, вниз.

Завод был брошен, кругом хлам железа и скелеты цехов, только у стены корпуса откуда-то, тихо шипя, выходила струя пара, и в глубине за трубами гудел одиноко двигатель.

Выбрав из кучи крепкий стальной четырехгранный прут, он зашел а совершенно пустой, без окон, кирпичный бокс и через щель двери стал смотреть наружу. Было все так же тихо, только мертвые корпуса и груды мусора.

Собака появилась не от стены, а из-за угла корпуса, выскочив, остановилась, растерянно оглядываясь вокруг. Следом за ней выскочило еще пять или шесть собак. Такие же небольшие, крепкие, с облезлой желтоватой шерстью. Сбившись в кучу, они секунду помедлили, озираясь, обнюхивая землю, затем вдруг разом бросились к боксу, стуча по ржавым листам когтями.

Задвинув железный засов на двери, он через щель смотрен, как они молча кучей ударились в дверь, а от заводской стены к ним бежало еще десятка полтора собак.

Отбежав от бокса, сбившись в кучу, они вдруг побежали куда-то в сторону, все так же молча, и через щель в двери их уже на было видно.

Раскрыв в полу одну из створок люка, похожего на дверцу, он вернулся и, глядя через щель на пустынный двор, отпер задвижку, взяв прислоненный к стене прут, спустился в люк, прикрыл за собой тяжелую створку, В полной темноте быстро побежал по ступенькам вниз, отпер еще одну железную дверцу, спокойно спрыгнул вниз и, пригибаясь в тесном тоннеле, побежал по трубам, проложенным одна к другой.

Он бежал все так же быстро, согнувшись. Проход вдруг разделился, трубы ушли вправо, а он свернул влево в круглый тоннель, загавкав сразу ногами в жидком грязевом осадке.

Иногда он, останавливаясь, долго прислушивался. Пошел медленнее, снова побежал, нырнул в нишу, упираясь ногами в выступы, забрался в вертикальный колодец, прислушался, быстро полез вверх, упираясь в стены и цепляясь за остатки скоб, пока не выбрался в еще один тоннель. Пробегая по нему в обратную сторону, он остановился у бокового ответвления, начинавшегося на уровне его лица. Прислушался. Подпрыгнув, легко залез в него и пошел уже спокойно, сгибая голову под низким потолком.

Здесь было светлее, свет слабо проникал через щель в потолке и обрывался целыми столбами через чугунные решетки, высвечивая разноцветную грязь, потемневший красный кирпич. В этих местах иногда из стен пробивалась трава, маленькая и жесткая.

Под одной из решеток он остановился. Под ногами его была круглая черная дыра колодца Он присел над ней, отложил прут, закидав его грязью так, чтобы остался Только небольшой конец. Спустив ноги в колодец, посмотрел на решетку, затем в тоннель, пронизанный тусклым светом. Вдруг приподнялся и, съехав в колодец, стал быстро спускаться по железным скобам вниз.

Иногда скоб не доставало, и тогда ноги его срывались. Он повисал, но найдя ногами опору, снова быстро спускался вниз.

В одном месте он остановился, отвязал от скобы веревку. На веревке висел стальной прут, на четверть расплющенный и грубо отточенный.

Он подвязал веревку вокруг, пояса так, чтобы прут был на спине, и снова полез по скобам, почти побежал вниз.

Где-то далеко внизу шумела вода.

Тоннель был небольшой и наполовину заполнен водой, так что она доходила ему до пояса, но идти можно было не сгибаясь. Метров через сто тоннель разветвлялся. Он свернул влево, ощупав стену, нашел длинную выбитую в камне линию. Перешел в правый тоннель и стал рубить острым концом прута в кирпиче такую же черту на уровне воды. Воды было меньше, почти по колено. Сделав отметину, он пошел дальше, стараясь не шуметь водой.

Когда над головой попадались колодцы, он проверял на стенах щербины, по которым можно было добраться до первой скобы. В одном месте он сделал новую, забрался в колодец, потом спрыгнул, пошел дальше.

Из труб, выходивших в тоннель, шла мутная вода, и вскоре ее уровень снова стал подниматься. Иногда тоннель расширялся, образуя полукруглый зал с двумя нишами, одна против другой.

В одном из таких залов он огляделся, прислушался и выбрался из воды в нишу, лег на сыром полу набок, перехватив со спины прут, глядя не бегущую серую воду.

Из воды на противоположную нишу выскочила небольшая крыса. Она села у самого края и, поглядывая в его сторону, принялась очищать мордочку лапками. Вылезла еще одна, села рядом.

Он все лежал, смотрел на воду. Крысы все лезли и лезли из воды. Они уже не умещались в нише. Они дрались и взбирались друг на друга, громко пища. Но вдруг примолкли разом.

Он встал на колени, отодвинулся от края, взял прут на плечо, замер, покрепче перехватывая сталь пальцами. Потом разом ударил прутом по воде, еще раз. Что-то большое рванулось в воде, выбив брызги, еще раз, закрутив целый водоворот, но уже дальше по коридору, и пропало.

Притихшие крысы, выждав немного, попрыгали в воду. Он тоже выбрался из ниши и побрел дальше.

Вскоре тоннель влился в еще более широкий, в который с другой стороны вливался еще один, так что дальше текла уже маленькая речка. Здесь вдоль воды тянулось возвышение, похожее на тротуар. Он пошел по этому тротуару, часто останавливаясь и внимательно всматриваясь вперед за плавный поворот, который делала река. Впереди нарастал шум.

Он остановился в маленьком зале, куда выходили Трубы и тоннели, из которых вытекали красные и фиолетовые густые струи. Вода здесь кружилась на месте и втягивалась в большую трубу, под наклоном уходила куда-то ниже. Он прошел по одному из сырых коридоров и в небольшой нише сначала нащупал, а потом рассмотрел выбитые в кладке три маленьких неправильных ромба и чуть ниже хвостатую безрукую фигуру. Прислушался. Потом быстро вернулся в зал, снова прислушался, вдруг спустился в воду и, поправив прут на спине, оттолкнулся ногами. Поток подхватил его и утащил в трубу.

Отталкиваясь от ржавых стен, лавируя ногами, он, влекомый пенящимся потоком, набирая скорость, стремительно двигался вперед. Вдруг впереди вода забликовала, И перед тем, как яркий свет ударил ему в глаза, он успел нырнуть в воду.

Груба обрывалась коротким плотным водопадом в большой замусоренный зал, в котором вода отстаивалась озером с полосами красней пены и целыми гирляндами разного мусора. В зале, имевшем неправильную форму, было светло от прожекторов, укрепленных на двух скобах под потолком и висевших над большой грязней машиной, гудевшей слева от водопада.

Он вынырнул, осторожно порвав илистую корку в дальнем углу озера, где лежали какие-то обломки, держа прут острием перед собой, огляделся. Небольшая крыса кинулась прочь, исчезла в стене.

Из озера к машине проходила широкая прорезиненная труба, через, которую помпа закачивала слизь из озера в машину. На огороженной площадке над машиной стоял человек в костюме химической защиты и противогазе, в руках у него автоматический карабин. Поводя стволом, человек оглядывал тоннели и трубы. Двое других возились у машины с той стороны, где из нее выскакивали брикеты спрессованной грязи. Брикеты уходили куда-то наверх по транспортеру. На машине индекс и надпись: Прииск 7.

Он осторожно, прячась в грязи, перешел до того места, где начинался один из коридоров и, выбрав момент, перебрался в тоннель. Он шел осторожно, вглядываясь вперед, щупая грязь прутом. В одном месте он остановился и сильно ударил тупым концом в пол. Тотчас лязгнуло железо, щелкнул, сработав, большой медвежий капкан. Сразу позади, там, где работала машина, включилась сирена. Высвободив прут, он уперся ногами и руками в покатые стены тоннеля и быстро, не касаясь пола, двинулся вперед.

Он вылез из трубы и пошел широким тоннелем, вода в котором доходила ему почти до колен. Прут он снова перебросил на спину. Через ровные промежутки по левой стене, вверху встречались квадратные отверстия. Он остановился и, развернув мешок, достал одеяло. Оно осталось сухим. Он снова спрятал одеяло и, свернув мешок, пошел дальше. Дойдя до очередного отверстия, он вдруг встал как вкопанный, мгновенно выхватив прут. Он стоял, расставив ноги, и глядел на черный квадрат отверстия вверху и чуть впереди. Затем осторожно, почти незаметно, шаг за шагом, медленно попятился назад, не отводя глаз от отверстия. Пройдя так метров десять, он боком пошел все быстрее и быстрее, и, наконец, побежал, оглядываясь через плечо. Звуки его шагов удалились, и в тоннеле снова стало тихо.

Поднявшись по скобам вертикального тоннеля, он остановился перед железной дверью, прислушался, осторожно открыл ее и оказался в маленькой комнате, заполненной разнокалиберными трубами и вентилями. В комнате никого не было, горел тусклый свет. Он стер с лица сырую грязь, перебрался через трубы, открыл решетку вентиляционной вытяжки под потолком и, забравшись на четвереньках в узкий проход оцинкованной жести, закрыл за собой решетку.

Через несколько метров вентиляционный колодец повернул вертикально вверх. Он, упираясь спиной и ногами в стены, помогая себе руками, двинулся вверх. Стены были абсолютно гладкие, иногда он съезжал по скользкой жести и тогда, упираясь острым концом прута, по очереди освобождал ноги, отдыхая.

Так он добрался до края небольшой бетонной площадки, подтянулся, лег, переводя дыхание, осматриваясь. На площадке было сухо, у глухой бетонной стены лежал ворох тряпья, одеяла и даже кусок ковровой дорожки.

Оставив здесь свой мешок и прут, он достал из-под тряпья короткий стальной палец и полез выше по вентиляционному каналу.

Здесь лезть было легче, чаще попадались швы и зарубки, выбитые в мягкой жести.

Колодец заканчивался возвышением на крыше многоэтажного дома. Здесь была глубокая чёрная ночь, легкий сырой ветер носил мелкие капли начинающегося дождя. Ом внимательно оглядел крышу, выбравшись по пояс из колодца. Напротив него под крышей лифтовой шахты покачивался тускло светивший фонарь. Было тихо и пусто, только дождь сеял все сильнее и сильнее на темные мутные дома и крыши вокруг.

Спустившись на площадку, он достал из мешка одеяло с истлевшим углом и еще какие-то тряпки, затем достал из-под ковровой дорожки старый комбинезон, быстро переоделся в сухое а мокрую грязную одежду разложил на площадке. Оставив палец, он перебрал несколько стальных палок, лежавших здесь же, проверил их, затем снова заправил пустой мешок за пояс, привязал свой прут и собрался было лезть, как снова отодвинулся, лег на спину и вздохнул, уставившись на шершавый потолок немигающим взглядом. Полежав так, он закрыл глаза, но тут же сел и полез вниз.

Он шел долго в глухом темном тоннеле и остановился у бокового ответвления, рядом с которым горел фонарь и висела табличка. На табличке были нарисованы череп и кости, и надпись: «Зараженная зона». Он понюхал, вдруг бросился назад, откуда пришел, в темноту, и там страшно завизжала крыса.

Через несколько секунд он вышел из темноты, пряча прут за спину, и мимо таблички пошел в тоннель, откуда тянулись легким туманом светящиеся испарения.

Он шел по прокисшей, до колен, грязи, тоннель петлял. У одного из поворотов он остановился, рассматривая на стене выбитый знак: три треугольные головы и хвостатое безрукое туловище. Он погладил его, огляделся, пошел дальше, пропадая время от времени в ядовитых испарениях.

Пересекая в одном из разветвлений неширокую, но очень глубокую протоку, он вдруг насторожился, прижался к стене.

Выше по течению появились люди в резиновых сапогах, резиновых куртках и противогазах. Их было трое. Они двигались вряд и, светя фонариками, искали что-то в воде, забредая стальными сачками. В этом месте вода доходила почти до груди. Вдруг они все заспешили, странно мыча в противогазах, засуетились, загоняя кого-то к берегу. Что-то забилось у одного из них в сачке, остальные бросились к нему, помогая тащить, и тут откуда-то со стены на крайнего прыгнула здоровая крыса, повисла у него на шее.

Человек метнулся стремительно в сторону, замахав руками, упал, вскочил, сорвав противогаз, отбиваясь им, одной рукой попытался стащить карабин, висевший у него на плече.

Двое Других продолжали вытаскивать на берег кого-то, бившегося в сачке.

Человек, освободившийся от крысы, брел по течению, закрыв лицо руками, и глухо кричал. Один из тащивших оглянулся на него и, сорвав свой противогаз, выругался.

Как вдруг человек, бредший по протоке, перестал кричать и сразу пропал, Вода вдруг, свернувшись водоворотом, ударила фонтаном, окатывая стены тоннеля брызгами, и тотчас еще раз плеснулась тяжело, но уже метрах в тридцати по течению.

Оставшиеся двое, бросив сачки и добычу, закричали дико. Один из них перехватил с плеча охотничье ружье и выстрелил из обоих стволов в ту сторону. Оглядываясь, они выбрались на берег и, бросив противогазы, побежали в другую сторону.

Он вышел к тому месту, где только что возились люди, нащупал в щели и достал стальную полосу, расширенную с одного конца и заточенную под секиру, спрятал в ту же щель свой прут. Затем, оглядевшись, выбил секирой на стене три треугольника и хвостатое туловище. Пошел по протоке вниз по течению.

Он осторожно отодвинул крышку люка и выбрался в полутемном старом угольном подвале. Оглядевшись, придвинул крышку назад и присыпал углем. Пройдя через коридоры старей котельной, вылез в сборник золы, подошел к стене и по скобам выбрался в основание кирпичной трубы. Здесь была его, нора.

На площадке лежали тряпки, засаленные одеяла, выпотрошенные матрасы и, неожиданно, дорогая парчовая портьера, еще не сильно выпачканная в саже, стоял небольшой бак с водой, лежали прутья, полосы, лоскуты крысиных шкур.

Он напился и, не переодеваясь, мокрый, грязный, лег в ворох одеял, бросив руки в стороны.

Труба уходила высоко, вверху сужаясь, и там в кругу отверстия виднелось дневное синеватое небо и тусклая мерцающая звезда.

Руки его опять сложились на острой груди, рот открылся, он лежал, закинув голову, и все глядел и глядел на небо и слабую звезду, лотом не выдержал, перевернулся, глуша в себе какой-то звук, лег ничком, уткнувшись лицом в вонючий ворох.

Тоннель, которым он шел, выходил в огромную галерею, одну из центральных подземных магистралей. Высокий поток с гирляндами свешивающейся плесени терялся в темноте, от стены до стены было метров, тридцать, но вода здесь не поднималась выше колен.

Он хотел уже идти по галерее, как вдруг сел на корточки прямо в воду, держа секиру между колен, насторожился. Было тихо, только где-то уже шумела вода.

Бесшумно перебираясь через запруды сбившегося мусора, он вошел в боковой проход, но не в тот, из которого вышел, а с другой-стороны магистрали, снова сел на корточки в воду.

Галерея была неровной, вдали появился слабый свет, который скользил по воде, стенам и потолку.

Он лег в воду, вытянувшись вдоль стены, оставив только голову. Три мерцающих огня, покачиваясь в такт шагам, приближались. Негромко захлюпала вода, трое шли по середине галерея, светя фонариками. Проходя мимо, они осветили тот тоннель, из которого он вышел, и задержались у стены, где, оказывается, была масляная стрелка и цифры: 137/2 Юго-Запад.

Они остановились, тихо переговариваясь, достали планшет. Все трое в высоких, до пояса, резиновых сапогах, один в резиновой плаще, у всех рюкзаки, автоматы на груди, длинные палки-посохи. Сверившись, они двинулись дальше.

За ними вышел еще один. Он шел, не включая фонарика, внимательно следил за первыми тремя. Он был тоже с рюкзаком и палкой. И снова тихо.

И вдруг множество огней. Люди шли по четыре, по шесть в ряд, все с оружием, рюкзаками, некоторые в резиновых плащах, некоторые по пояс голые, в кожаных куртках без рукавов, длинноволосые и бритые. Шли спокойна, переговариваясь, у кого-то играл магнитофон. Тащили две резиновые лодки, нагруженные вещами. Один ехал по воде на велосипеде, останавливаясь каждую секунду, натыкаясь на спины впереди идущих. Прошло человек сорок, свет ушел дальше, и снова тихо.

Наконец прошли двое замыкающих. Он встал из воды и глянул им вслед. Огни и два темных силуэта на их фоне. Один из замыкающих иногда вдруг оборачивался и включал фонарь на полную мощность, проверяя тоннели.

Он снова сел, замер. Осторожно ступая, прижимаясь к стенам, прошли еще двое, в брезентовых рубахах, сапогах, с монтажными цепями на плечах. Эти явно следили за первыми.

Он тихо пошел следом, у бокового тоннеля остановился, не зная, куда идти. Прошел еще, подойдя к следившим почти вплотную, но они не заметили его.

Ему стало скучно, и он отстал, свернув в боковой проход, там на стене нащупал свой знак, осмотрелся, сел, потом вдруг бегом бросился по тоннелю, вверх в колодец, в следующий тоннель и, скоро снова оказался у выхода в галерею. Как раз в том месте, где проходили вооруженные люди. Посмотрев на них еще раз, он ушел прочь от магистрали.

От подвала с низким закопченным сводом коридор вел в следующий, пол которого был усыпан цементным порошком, обрывками крафт-мешков и битыми изоляторами, дальше через проход третий, и дальше целая цепь подвалов. В третьем подвале у одной стены стояла голая кровать с пружинной сеткой, а у другой, привалившейся к стене, сидел он и что-то медленно жевал. За подвальной решеткой, в пустом переулке начиналось хмурое тоскливое утро: Он сидел, бросив свое оружие на пол, жевал и с тоской смотрел на стену перед собой. Из прохода появилась крыса, пискнула и прыгнула назад, но он не услышал ее, а все так же тоскливо жевал, съехав по стене на локоть, костлявый, грязный, жалкий.

Что-то изменилось. Он прислушался. Еще некоторое время он сидел, затем медленно, нехотя встал, но вдруг быстро взял секиру, заспешил, уходя в проход, прикрыл за собой дверь, она была без засова, побежав быстрее, закрыл следующую дверь, засов там закрывался едва, бегом кинулся в следующий подвал, склонился там над крышкой канализационного люка.

Он уже отодвинул его, уже сел на пол, но вдруг передумал. Он встал, взял в правую руку секиру. Он пошел назад, через коридоры и подвалы, открывая двери, он ухе бежал, третью дверь он просто толкнул ногой и сразу ударил секирой первую собаку желтой масти.

Они рвались в дверь кучей, а он рубил их сплеча, не целясь. Они отбежали, и он вышел им навстречу.

Теперь, когда они снова бросились на него, обе двери были отрезаны. Kтo-то успел хватануть его за ногу. Хромая в туче цементной пыли, отмахиваясь от прыгающих к горлу, он отступил к стене. Он уже не успевал их рубить, но ни он, не они не издавали ни звука. Вдруг из двери выбежал человек в брезентовой робе с монтажной цепью на плече. В руках у него был тяжелый тесак. Пока собаки откатывались, он успел убить двоих, а третью просто разрубил пополам. Теперь они бились вдвоем, отжимая собак к дверям. Те вдруг разом развернулись и, стуча когтями по полу, ушли по коридорам. Снова стало тихо, оседала цементная пыль, и валялось около десятка собачьих трупов. Монах с тесаком улыбнулся. На лице его, от носа к уху, тянулся старый глубокий шрам. На улице зашумела машина, донеслись чьи-то голоса.

Он смотрел на монаха угрюмо, не выпуская секиры. Шагнул назад и, отвернувшись, ушел в проход. Монах, спрятав под брезент тесак, поправив цепь, шагнул за ним, но не пошел, лишь смотрел, как его длинная кошачья спина движется в подвалах.

Он вышел из подвала на улицу, бросил свое оружие и пошел по мокрому, свежему тротуару. Навстречу ему спешили на работу люди, с лицами чуть припухшими со сна. Утро было чистое, светлое, прохладное. Дыхание оставляло легкий пар.

Две маленькие девочки обогнали его. Они спешили в школу. Оглянувшись на него, они засмеялись.

На перекрестке уже было шумно и тесно от машин, Начинался час пик. Огромные, высокоэтажные дома клали Тени на целые кварталы, редкая зелень уже тронута первой желтизной. Люди изредка оглядывались на него, но им было некогда, они спешили по своим делам. Он ехал в автобусе на задней площадке, и люди отодвигались от него, морщили носы, а кондуктор столкнул его и выругался вслед Он шел по центральной улице, сливаясь с общей массой, потерявшийся в толпе.

На маленькой улице он свернул в старый квартал, прошел через, дыру в заборе, мимо сушившегося белья, вышел к старой котельной и остановился.

Трубы до половины не было. На крыше возились рабочие, во дворе котельной в новенький самосвал грузили мусор.

Он сделал крюк через подвалы, шел по узкой отвесной трубе вниз, бежал по тоннелю, лез по скобам, ударился головой, открывая люк в старый угольный подвал. Здесь было пыльно, но тихо.

Когда он зашел в яму для золы, то сквозь пыль увидел, как в кучу свежего кирпича упали какие-то железки, мусор, парчовая портьера. Работала лебедка, сверху доносились голоса.

Он сидел в подвале у низкого окна, обхватив колени руками и, чуть раскачиваясь, смотрел на маленькое кафе напротив, через улицу. Люди сидели за столиками прямо на тротуаре, не обращая внимания на шум машин, читали газеты, смеялись, кормили голубей, вытирали детям рты.

За кафе на пустыре экскаватор рыл котлован для нового дома Что-то кричали рабочие, кто-то махал флажками, механическая рука все поднимала и поднимала на поверхность земли камни, остатки труб, ревел двигатель, а люди за столиками все читали газеты, и он, сидя в своем подвале, покачиваясь, обхватив, колени, все глядел на улицу и тихо мычал…

Было тесно, он извивался, протискиваясь через узловые блоки кранов и труб. Где-то гудели вентиляторы вытяжки. У очередного горизонтального прохода он задержался, полез было уже дальше вверх, но передумал, быстро пополз в боковой проход мимо решеток, через которые в канал падал свет. За решетками внизу был большой, украшенный хрустальными дневными люстрами зал. В зале у компьютеров и телескопов ходили девушки в униформе, с папками, кассетами. В зале было чисто и светло.

Крысу он настиг в самом тупике. Деваться ей было некуда, через решетку она пролезть не могла. Она ждала его, сжавшись в большой черный комок. Он вытянул из-за ремня мешок, намотав его на одну руку, выставил ее вперед.

Крыса запищала пронзительно. Девушки в зале замерли, оглядывая стены, не понимая, откуда идет отвратительный звук. Писк разом оборвался. Вдруг одна из девиц вскрикнула и дико завизжала, указывая на вентиляционную решетку. Из решетки на стену свесился полуметровый розовый хвост.

Он выбрался на крышу. Был день, осенний ветер согнал Дымку, и город был чист.

Он обошел всю крышу, оглядывая город, забрался на возвышение шахты лифта, где стояла крепкая стальная мачта с толстым проводом на стальном тросе, который, тяжело провисая, уходил наискосок вверх к еще более высокому зданию Он попробовал трос на крепость, повиснул на руках, зацепился ногами, легко полез вверх на соседнюю крышу.

На крыше был небольшой навес под тентом, плетеные кресла, столики, стол для пинг-понга, несколько пластиковых душевых, байки из-под пива в полиэтиленовом баке, оставшийся с лета солярий.

Ощупав белую стену, возвышающуюся у края крыши, со стороны пропасти вниз, он нащупал внизу свой знак: три ромба и безрукое туловище с хвостом. Он зарычал и, оторвав от парапета железку, ударил по рисунку, отбил кусок бетона.

Потом бросил железку, лег ничком на бок, немигающим взглядом глядя вниз на огромный движущийся муравейник города.

Дверь на крышу открылась, и вышли двое в униформе. Они собрали все: шезлонги, кресла, бак с мусором, переговариваясь, сели, закурили. Он все так же неподвижно лежал в пяти шагах от них за стеной, глядел вниз.

Они взяли сколько могли кресел, ушли, оставив дверь открытой. Он вдруг встал, обошел стену, спустился в дверь на пожарную лестницу, пошел вниз, побежал, но неожиданно остановился, замирая, открыл дверь в длинный гладкий коридор с ковровой дорожкой. Вдоль коридора — двери с табличками, и никого не было. В конце коридора — небольшой холл с зимним садом, низкими креслами, столиками, огромным телевизором в нише.

Войдя в холл, он остановился, глядя на яркую зелень, красиво обложенную камнями, перевел взгляд через большое матовое стекло на город.

Позади него, кто-то вскрикнул, застучали удаляющиеся шаги.

Он нагнулся, вырвал узорную решетку из дерева, за которой в стволе шахты проходили трубы и кабели, встал на четвереньки, протиснулся в отверстие и вставил за собой решетку.

Он потянулся и сел. Полутемный длинный чердак, усыпанный гравием. Он встал, и согнувшись добрался до люка в подъезд, спустился, на площадку, пошел вниз по лестнице, сутулясь, большой, грязный.

На улице яркий солнечный свет, синее небо, изодранные в клочья облака, люди на тротуарах, машины, газетные и табачные киоски, около них очереди.

Он постоял в подъезде и, не слеша, переложив из руки в руку кожаный мешок, вышел, сразу смешавшись с толпой. Шел медленно, осматривая улицы, витрины магазинов, у некоторых останавливался, разглядывая подолгу, словно его что-то интересовало в них. Сутулясь, иногда вдруг оборачивался через плечо, оглядывая улицы и людей или, выбрав из толпы человека, мужчину или женщину, шел чуть сзади или сбоку, внимательно следя.

На перекрестках он останавливался, прислонившись к стене или к углу дома, подолгу смотрел, не зная куда идти, не обращая внимания на машины, шел следом.

Некоторые косились на него или подолгу оборачивались. Один мужчина, за которым он шел, в хорошем чистом костюме со свежим выбритым лицом, не выдержав, обернулся, глядя ему в лицо, подошел вплотную.

— Что вам нужно? — спросил резко, глядя в глаза.

Он все так же, не скрывая, продолжал разглядывать его, зайдя чуть сбоку.

Мужчина снова повернулся к нему, расстегнув нижнюю пуговицу пиджака, медленно сунул под полу руку. Он вдруг напрягся, повернувшись к мужчине боком, выпустил на землю мешок, крякнувший железом, чуть приподнял руки с согнутыми кистями, ссутулился. Мужчина отступил, развернувшись, убрал руку из-под полы, быстро вбежал в кафе.

Он постоял несколько секунд, не двигаясь, пошел дальше подхватив рукой мешок, угрюмо осматривая улицу, людей.

Перешел через дорогу, не обращая внимания на сигналившие машины. Один из автомобилей, не успев объехать, резке затормозил, пошел юзом, ударив его капотом.

Он успел подпрыгнуть, удар пришелся по ногам. Он, ударившись о лобовое стекло, слетел с капота и замер на мостовой. Закричали, сбегаясь, люди. Остановились машины Испуганный водитель, держась за разбитый нос, выскочил, нагнулся над ним. Подбежал еще кто-то, они взяли его за плечи, чтобы перевернуть, но он вдруг отшвырнул их, поднялся сам, подобрал мешок и, хромая, оставляя за собой темный след, пошел, покачиваясь, через толпу, испуганно расступившуюся.

Он свернул в проулок и сразу в другой, торопясь, оглядываясь. Свернул в подворотню, оттуда в черный проем подвала, сел оглядывая ногу, попробовал подвигать ею, закатал штанину, наклонившись, принялся зализывать кровоточащую рану, потом вытянулся, замер.

Вдруг сел, пополз к стене. Там, пискнув, заметалась крыса, юркнула в узкую щель. Он, перебираясь через пыльную рухлядь, бросился за ней, выдавив решетку дальше, поворот налево, снова решетка с мелкими ячейками. Вынув стальной палец, он подполз ближе, задавил крысу, выломал решетку, выбрался в небольшую комнату с тусклой лампой под потолком. Ряды холодильников, штабели ящиков и коробок.

Вскрыв один из ящиков, достал палку колбасы, Обнюхал ее, полез обратно, но не в подвал, а по щели вверх, еще раз свернул, пробираясь в тесноте мимо решеток, за которыми были какие-то комнаты, залы. Снова вверх, в небольшую камеру, где на стене красного кирпича был выбит его знак: три треугольные головы, смотрящие чуть в стороны и непонятное, похожее на человеческое, тело с узким длинным хвостом.

Он погладил знак рукой, сел поудобнее у решетки, глядя на тихую улицу, откусил колбасу, неторопливо жевал.

На улицу задней стороной выходило небольшое кафе, окруженное деревьями, несколько столиков на улице, в тени, за ними мужчины, женщины, за кафе — небольшие хозяйственные пристройки, дворик с пустыми ящиками. Из-за ящиков, пригибаясь, вышел человек, за ним еще один.

Студенты, весело давя друг друга, смеясь, зашли в кафе. У штабеля пустых коробок откинута крышка канализационного люка. Один за одним из него быстро выбирались люди, уже не скрываясь, с оружием, накапливаясь на заднем дворике кафе.

Смех за столиками вдруг смолк, только музыка продолжала играть. По улице проезжали редкие машины, и неподалеку на проспекте шумел городской поток.

Он все так же грыз колбасу, устало и равнодушно глядя на улицу, в кафе закричали, что-то упало, несколько бандитов окружили летние столики на улице. Двое вышли и встали у входа, оглядывая прохожих, которые все еще входили в кафе. На заднем дворе к люку несли коробки с продуктами, бутылки.

Люди в кафе сидели молча. Пять бандитов с оружием, в резиновых сапогах, в плащах, грязные, изодранные сгрудились у стойки. Девушка, стоявшая перед кофейным автоматом, опустив голову, глядела на свои руки, рыжий парень, перекинув автомат на спину, улыбаясь, тянул ее коктейль из трубочки, тихо гладил ее по бедру.

Другие бандиты собирали у сидевших деньги, украшения, часть возилась на кухне, таская продукты. В зал вошел небольшой, в плотном комбинезоне и сапогах, длинноволосый мужчина лет тридцати, перетянутый ремнями. Он резко оглядел зал, крикнул кому-то на кухне, решительно пошел к выходу из кафе, засунув руки за ремни портупеи, часть бандитов с ним. Он пересек улицу, пошел в дверь магазина, остальные за ним, двое остались у входа, один прошел по улице и встал у стены, как раз под чугунной решеткой.

Он все жевал и смотрел вниз на голову вертлявого часового.

В кафе закричали вновь, вылетело вдруг стекло, и следом вывалился человек с автоматом. Два раза глухо выстрелили. Человек поднялся, заглянул в выбитый стеклянный пролет, опустил оружие и стал отряхиваться.

Бандиты быстро вышли из магазина, впереди тот, кто в портупее. Он стал посреди улицы, огляделся, мимо него бежали, несли чемоданы, ящики.

Все сразу пошли из кафе, по одному спускались в люк, протащили волоком двух женщин, кричавших, упиравшихся, спустился последний, снова стало тихо. В кафе все так же играла музыка.

Он бросил недоеденную колбасу, пополз дальше по проходу вниз через совсем узкую щель в подвал. Подвал был небольшой, с низким сводом, у единственного выхода в коридоре играла тихо музыка, переговаривались голоса Прислушавшись, он бесшумно пошел к выходу.

Там на ящиках сидели люди: несколько парней, две девушки, грязные, лохматые, курили, глядя на улицу, пили из жестяных балок пиво, в ногах у них играл магнитофон. Он прошел между ними, совсем рядом, едва взглянув в их сторону, они, замолчав, следили за ним удивленно и испуганно.

За углом он спустился в колодец люка, по узким скобам вниз в тоннель, побрел, перекинув мешок, по неглубокой воде. Найдя колодец над толовой, устало забрался в него, оттуда в подвал, в узкую щель вентиляции, упираясь руками и здоровой ногой, поднялся вверх на крышу дома. Отложив мешок, лег на живот, отдыхая.

Где-то внизу приближался звук патрульных машин. Он подобрался к краю крыши, заглянул вниз.

Внизу у кафе стояли машины полиции и «скорой помощи». Полукольцом, переговариваясь, толпились люди. Среди них он заметил двух монахов в брезентовых робах, перетянутых монтажными поясами, они стояли и курили, похожие на обыкновенных рабочих-монтажников.

Полицейские осматривали кафе, опрашивали очевидцев, через двери вынесли на носилках двоих, накрытых простынями. Двое дежурили на заднем дворике, отгоняя репортеров, которые фотографировали люк, не решаясь подходить близко.

Подъехало еще несколько машин, из них быстро выпрыгивали люди в специальных прорезиненных комбинезонах, с автоматами и ранцами. Осмотрели люк, подцепили его крючком, отбежали, легли, машина стальным тросом потащила крышку, крышка поддалась, тут же рванула и взрывом из колодца ее откинуло на кучу пустых коробок. Один из них снова подбежал, проверив датчиком колодец, опустил на тросике вниз детонатор, отбежал. Другой сидел у походного пульта, щелкал клавишами, снова раздался взрыв в глубине колодца. Дым еще не вышел, а люди, один за другим, быстро опускались вниз, крепкие, перетянутые ремнями, с портативным складывающимся оружием, мощными фонарями. Туда же опустили компактные ящики, от которых с катушек разматывали тонкие кабели. Оператор уже подключил их к специальному закрытому автомобилю, открыв дверцу, сел в маленьком гнезде среди приборов.

Двое, с телевизионными камерами, переодевшись в спецодежду, тоже ушли вниз, оставив наверху около мониторов и машин молодого веселого комментатора, который, подключившись в эфир, уже вел прямой репортаж. Часть полицейских из спецподразделения остались наверху у своих машин. Один из них, сняв шлем, белокурый, высокий, переговаривался с девушкой, стоявшей в толпе, другой связывался в машине по рации, остальные, в кружок, смотрели карту коммуникаций. Вдруг все разом сели в машины, говоривший с девушкой помахал ей рукой, сел последним, завыла сирена.

Он шел по краю крыши, легко перепрыгнул на следующую, дома стояли вплотную, серые, с высокими каменными трубами. Солнце уже заходило, наполняя город рассеянным желтим светом. Над крышами, наискосок от солнца, прошли два вертолета.

Через улицу, за деревьями на крыше двухэтажного дорогого коттеджа под стеклянным прозрачным потолком, в шезлонгах сидели две голых девушки, загорали в свете кварцевых ламп, оттуда доносилась музыка.

Он сидел, обхватив колени, на бетонном выступе, глядел вниз. Чуть дальше на выступе сидело десятка полтора голубей. Каркнув, пролетел ворон, и голуби, захлопав крыльями, слетели вниз к людям, сидевшим на скамейках.

Он посидел, глядя на ворона, пошел дальше. Обходя бетонную стену шахты лифта, вдруг остановился, замер. Там, где в стене выбит его значок, углем был нарисован точно такой же, только перевернутый, теперь треугольные головы смотрели друг на друга. Одни сверху, другие снизу, два разрезанных туловища и кривые одинаковые хвосты.

Очнувшись, он подбежал вплотную, ощупал стену, обнюхал, огляделся. Отошел, сел на крыше, глядя то под ноги, то на Знаки, снова вскочил, оглядывая улицы, высотные дома. Вдруг сорвался с места, пролез в узкую щель вентиляционного выхода, быстро двинулся по шахте вниз, свернул в горизонтальный проход, в маленькой камере нашел, еще один свой знак, внимательно осмотрел стены. Второго знака не было.

Он вошел в здание через просторный отделанный мрамором вестибюль, поднялся по лестнице в коридор какой-то фирмы, пошел в его конец, не обращая внимания на людей, расступавшихся перед ним, не оборачиваясь, не останавливаясь. У одной из комнат его окликнули, кто-то попробовал остановить, грязного дикого среди этих чистых, ухоженных людей, он, не оглянувшись, не замедлив шага, отшвырнул человека назад, дошел, наконец, до крайней комнаты, вошел. Там сидело несколько девушек, и какой-то мужчина звонил по телефону, стучала машинка. Он оглядел их и всё тихо встали. Из-за двери вышел какой-то начальник и тоже замер. Он прошел к окну, сорвал мешавшую ему штору, открыл, раму и выглянул.

Над стеной здесь был бетонный карниз галереи, соединявшийся с соседним зданием. Отсюда был виден его знак, выбитый под самым карнизом, вокруг знака не было никаких следов.

Он обернулся, пошел из комнаты, и люди, сбежавшиеся к двери, быстро рассеялись, давая ему широкий проход, с ужасом глядя на его закоптившееся, костлявое лицо, отворачиваясь от его нехорошего нелюдского взгляда.

Вечерняя улица, машины, люди. Он быстро шел через толпу, сворачивал в подворотни, выходил другими улицами, У небольшого трехэтажного дома остановился, глядя под крыши, где стоял одиноко еще один его знак. Постоял немного, пошел медленнее, глядя перед собой. Выхода на улицу, обернулся, заметив идущего следом за ним Монаха.

Он прошел еще немного, свернув на другую улицу, незаметно оглянулся, вновь увидел монаха, перебежал дорогу, вскочила автобус, пугая людей, оглядел их внимательно, настороженно. Через две остановки вышел. Прямо посреди улицы сорвал крышку люка, исчез в колодце.

Он шел широким Тоннелем, по пояс в воде, света здесь не было совсем, чернота, мрак окружали его, и он сам растворялся в этом мрака, не выдавая себя даже редкими всплесками воды. У одного из поворотов он нащупал свой знак, провел рукой по стене вокруг, прижался, сев в воду. Послышался шум воды, через минуту появился монах, тоже двигавшийся в полной темноте, тыкавший впереди себя палкой. Монах остановился в полуметре от его головы, прислушиваясь, осторожно пошел дальше. Он бесшумно двинулся за монахом, держась-почти вплотную. Тот все прислушивался, останавливался, наконец, не выдержав, резко включил фонарь и осветил им, оглядываясь, воду. Черная вода тихо, медленно текла по тоннелю. Где-то срывались капли, монах быстро пошел по воде дальше, почти побежал. Больше он не выключал свет.

Впереди тоннель стал светлее, где-то далеко мерцали два красноватых огня. Это два факела, косо торчащие из стен, один напротив другого, высвечивали стены и черную воду, отражаясь в ней огненными пятнами.

Чуть дальше за факелами на обеих стенах были нарисованы два огромных в рост человека черных креста, перекрещенные двумя маленькими стрелками. Сразу за крестами в стене была вырублена небольшая комната, в которой сидело трое монахов с оружием, четвертый монах лежал в гнезде у потолка повыше, над невключенным фонарем, из гнезда торчал ствол его карабина.

Монах, за которым он шел, помахал фонарем, сказал что-то, добрел под крестами по воде до комнаты, и устало прислонился к стене. Монахи за руки втащили товарища В нишу, мокрый, грязный. Тот вытянулся на полу, закурил.

Он из темноты внимательно оглядывал монахов, тихо пошел назад, глядя на потолок, забрался по вертикальному колодцу, выбираясь к поверхности, осторожно приоткрыл крышку.

Пройдя вдоль пустынного Дворика, остановился перед высоким бетонным забором, обсаженным изнутри высокими дубами, за которыми ничего не было видно.

За углом такой же забор, дальше стальные глухие ворота, а рядом железная дверь с маленьким окошечком. Он вернулся обратно в люк, и по тоннелю отойдя от поста с факелами дальше, нашел боковой узкий лаз с водой, прошел по нему еще в одно ответвление, поднялся по колодцу, в котором не было скоб, к узкому, совсем тесному каналу, через который проходила труба. Он лег на трубу и пополз.

Огромный сумрачный зал, по периметру через каждые три метра горели факелы. На стене посреди зала огромный черный крест с двумя перекрещивающимися стрелками. Мед крестом на небольшом возвышении шесть человек в черных комбинезонах, перетянутые монтажными поясами.

Перед возвышением лицом к нему, на полу сидело около сотни монахов, многие с оружием, с тесаками на поясах.

— Не бойтесь, ничего, кровь и грязь все едино…

Один из шести, стоявших под крестом, говорил громко, лица его из-за горевших позади него факелов почти не видно, слова гулко разносились по залу над неподвижными людьми.

— …Все едино. Мы кровь и грязь. Вернемся туда, откуда мы вышли, тьма наше убежище, дом наш. Опустимся в самое черное, чтобы раствориться в нем и воскреснуть, и сотворить новый мир, и он, грядущий, примет нас, избавит от ужасов, и дети наши будут считать его родиной…

Он выполз по узкому ходу, с трудом протискиваясь, замер у маленькой отдушины в стене под самым потолком зала, внимательно оглядывая противоположную стену с факелами, черный крест, монахов, сидевших на полу.

Люди потерялись в ужасе, худшие из них, лучшие из них, не ведая, творят лишь кровь и грязь, с радостью и в тоске, лишь кровь и грязь, и в ужасе беспомощны и обречены, Выживем лишь мы, но жалости не будет в нашем сердце…

Он отполз от отдушины и медленно с трудом развернулся в тёмном проходе, пополз прочь.

— Все, что есть под землей, все принадлежит и должно принадлежать вам. Вы одни все видите и все знаете, вы везде и повсюду, ничто не укроется от вас. И пусть ничто не страшит вас, пусть страх останется, наверху, пусть сам дьявол бежит от вас, каким бы сильным он не был, вы сильнее дьявола, вы хитрее его, ваш укус наполнен ядом, войдите в кровь и грязь, И пусть грязь и кровь поглотит вас, чтобы возродиться новым родом…

Стоголосый рев огласил подземелье. Пламя факелов заметалось, отбрасывая дикие тени на стены.

Он выбрался в темный коридор и пробежал. Навстречу, ему двигался свет и голоса. Он быстро скользнул в низкую железную дверь и прикрыл ее за собой.

Комната была наполовину разделена железной решеткой, за решеткой, почуяв его, сразу заметалось десятка два собак, грязно-серой и черной масти. Небольшие, коротконогие, крепкие, с коротковатой лоснящейся шерстью, они беззвучно скакали по клетке, поскуливая, просовывая короткие тупые морды сквозь прутья решетки. Перед клеткой у стены стоял длинный стол, заваленный кусками кожи, инструментами, рядом круглый деревянный брус с торчащим из него топором. На крючьях в стене висели связки псовых ремней, ошейники, намордники.

Ом снова приоткрыл дверь в коридор, осторожно выглянул и пошел дальше, оглядывая редкие низкие вдоль стены ниши с черными крестами.

Он лежал в старой сухой штольне на боку, под одним из своих знаков и отдыхал в полудреме, но вот сразу очнулся и сел, прислушавшись, снова лег, чуть прикрыв глаза. Вдруг снова сел.

Это был район старых брошенных тоннелей, первых линий метрополитена, где то и дело попадались ржавые рельсы, отсыревшие разорванные кабели. Он долго шел по одному из тоннелей, свернул в широкое ответвление тоже с рельсами, прошел старый машинный зал с демонтированными трансформаторами, брошенными электромоторами, снова свернул в узкий коридор, по которому шли кабели, обрывки которых лежали на полу разноцветными пучками. Здесь Он снова нашел свой знак, оглядевшись, пошел дальше.

В одном из проходов он остановился, насторожившись. Проход упирался в большой зал, заваленный брошенной техникой, проржавевшими транспортерами, сверлами, конвейерами. Осторожно пройдя между ними, он увидел в углу за кучей бетонных шпал брошенные бутылки, консервные банки, коробки, несколько затухших костров. Подойдя ближе, он наткнулся на двух почти голых, в изодранных лохмотьях девушек, лежавших среди мусора. Пища, бросились прочь несколько крыс, копошившихся около их тел. Он сел на корточки, внимательно осмотрел, вдруг вскочил, замерев, быстро вытащил из железок стальной брус, побежал по проходу, заправляя на ходу свой мешок. Вскоре путь ему преградил свет прожектора. Он рванулся назад, в боковой тоннель, через вертикальный колодец, спустился ниже в канализацию, побежал по воде все быстрее и быстрее.

Встал, прислушиваясь, снова повернул в обратную сторону, быстро прополз в трубу, побежал дальше другим тоннелем. Он бежал, тяжело дыша, вдруг снова встал, снова вернулся, делая крюк по проходам, трубам, нашел в щели расплющенный прут, проверил его, вновь спрятал, побежал по тоннелю к скобам, которые уходили вверх в колодец, быстро полез, добрался уже до крышки люка, как вдруг снова метнулся вниз, срываясь со скоб. Крышка наверху откинулась, пропуская тусклый свет, он успел прыгнуть в воду и отскочить, а в колодце сухо и гулко ударила автоматная очередь.

По широкому тоннелю быстро шло около десятка монахов, в брезентовых робах, перетянутых монтажными поясами, все с оружием. Двое чуть впереди сдерживали рвущихся на коротких Поводках пять или шесть крепких черных собак.

В узком коридоре, заполненном водой, по колено брели в воде еще монахи, в полной темноте, тоже с собаками.

В небольшом боковом ответвлении двое монахов лежали, затаившись, выставив вперед автоматы, у одного за спиной полевая рация. Собаки вдруг захрипели, натягивая поводки, их пустили, и вся стая, молча шлепая по воде десятками ног, пошла по тоннелю.

Он бежал уже не останавливаясь, не оборачиваясь, собаки догоняли его, а где-то совсем далеко метались по стенам огни фонарей. Вдруг впереди мелькнул свет. Он, пробежав метров десять, нырнул влево, в низкий коридор, снова выпрямился, полез вверх по скобам в длинную узкую щель. Собаки, сбившись кучей, молча прыгали внизу. Он перебрался по щели наискосок и снова побежал по начинающемуся здесь коридору, уходящему круто вверх.

Снизу кто-то выстрелил, еще. Пули крошили бетон, метались в тесноте, рикошетя.

Монахи один за другим уже лезли по щели, за ошейники передавали собак друг другу наверх. Первый сверху уже бросил веревку. Собаки молча зубами хватались за нее, царапая стены, помогали себе лапами, уже бежали по крутому коридору.

Он снова кинулся по коридору вверх, выбрался в наклонную трубу, побежал на четвереньках, вдруг метнулся назад, к колодцу, в котором, уже светя фонарями, лезли люди, хрипели псы. Он метнулся по другой трубе, она свернула, он снова полез вверх, соскальзывая, а там, позади него, из колодца выбирался первый монах, и перепрыгивая через его спину, выскакивали из трубы собаки. Люди и псы, смешавшись, обгоняя друг друга, лезли за ним все выше.

Это был гладкий тоннель без ответвлений, он бежал из последних сил, позади снова уже шлепали лапы собак, впереди вдруг тоже замелькали фонари, закричали люди. Он встал, огляделся. Никаких ответвлений, только в грязном полу в кольцах высохшей грязи отверстие трубы стока Он швырнул прут назад, навстречу собакам, отбросил мешок и встал на четвереньки. Отверстие было не шире его плеч. Он нагнулся и руками вперед быстро втиснулся в трубу, застрял толовой вниз, но судорожно извиваясь, как червяк, пополз дальше.

Собаки, хрипя, подбежали к трубе, когда его ботинки один за другим уже исчезли в отверстии. Они, сбившись в кучу, тыкались в дыру мордами, но не лезли, подбегали уже люди.

Он прополз по трубе вертикально вниз, метров пять, здесь труба резко уходила горизонтально в сторону. Невероятно изгибаясь в поясе, в коленях, он умудрился пролезть поворот. Здесь стало еще уже, двигаться можно было только вытянув руки и выдохнув весь воздух, и то лишь едва-едва.

Монахи дали очередь в отверстие, прислушались.

Ой медленно прополз еще несколько метров и застрял окончательно, не в состоянии ни дышать, ни двигаться. Труба крепко, как тесная одежда, облегла его тело.

Кто-то принес дымовую шашку, они зажгли ее, бросили в отверстие, один из них засмеялся. Двое остались у трубы, остальные, забрав собак, побежали дальше. Дым пошел из отверстия и монахи отошли чуть-чуть в сторону, присели, закурив.

Дым заполнял всю трубу, он лежал все так же неподвижно, его вытянутые руки чуть подрагивали от напряжения.

Дым перестал идти из отверстия, шашка выгорела, монахи поднялись, один, подойдя к дыре, дал в отверстие очередь, затем, перекинув автомат за спину, помочился в трубу. Они, не спеша, ушли по тоннелю. Стало тихо, сначала вдалеке слышны были их голоса, затем, все смолкло, еще легкий пар поднимался из отверстия…

Сначала из трубы показались ботинки. Ноги медленно выбирались на землю, затем показалось тело, то замиравшее, то снова толчками выползающее наружу. Он выполз с клочками дыма, повалился тут же набок, долго лежал на спине, раскинув руки и ноги. Отлежавшись немного, поднялся с трудом, сильно согнувшись, прошел немного, упал на четвереньки, хрипло закашлявшись, долго, до рвоты, вновь встал, подобрал свой мешок, прут, пошел, шатаясь, по тоннелю дальше. Дойдя до развилки, прислушался, свернул в более темный, глуша рвущий грудь кашель.

Он вышел на них сзади, два монаха стояли к нему спиной, дальше за ними в тоннеле светили огни сигарет, кто-то зажег факел. Он бесшумно двигаясь, спиной пошел назад, не выдержал, закашлялся, побежал, нырнул в первый колодец, срываясь, бегом вниз в быстрый глубокий канал. Вверху уже стреляли люди, хрипели собаки. Быстрый поток понес его под уклон. Он с облегчением окунулся, вынырнул, поплыл, гребя одной рукой.

В широком каменном тоннеле он быстро бежал по пояс в воде, иногда падал, проплывал по инерции несколько метров. Монахи бежали далеко сзади. Они задыхались, подбадривая собак, которым приходилось плыть. Те, кто бежал впереди, крючьями и палками прощупывали воду.

Он проплыл боковой, проход, от него поднялся бегом в следующий. Дальше по небольшой щели в низкий лаз, долго бежал, пригибаясь. Сзади выстрелили, еще раз. Лаз расширился, слившись еще с одним. ОН бежал, утопая в густой грязи, от которой поднимались сильные испарения, плотным туманом собиравшиеся под потолком. Там, где он пробегал, из грязи вырывался тяжелыми пузырями газ, булькало что-то в глубине. Вдруг сзади закричали еще множество голосов, открылась беспорядочная стрельба, завыла собака и все стихло.

Он остановился, прислушиваясь, пошел назад. Шагах в ста увидел трех дохлых собак, и десяток монахов, лежавших в грязи в разных позах. Их фонари еще светили. Вдали было слышно, как, крича и ругаясь, убегают остальные. Кругом, то и дело хлопая, из грязи вырывались пузыри газа. Он постоял среди трупов, пошел дальше. Вдруг остановился, глядя на стену, там, где на уровне грязи стоял его знак, над знаком был чужой, точно такой же, только перевернутый: три треугольные головы, рассеченное хвостатое туловище.

Выйдя из подвала, он остановился на свету, огляделся, пошел вверх по лестнице, прислушиваясь у дверей в квартиру, около одной на четвертом этаже приложил К двери ухо, прислушался, отходя к подъездному окну. Открыл его, цепляясь за выступы, перебрался до окна в квартиру, наклонившись, головой, выдавил стекло и влез в комнату, прошелся по квартире, оглядываясь. Никого.

В комнатах стояла дорогая, под старинную, мебель: мягкие диваны, полированные шкафы, зеркала в бронзе, ковры на стенах и на полу. Проходя гостиную, он оборвал портьеру, вытер лицо и ссадины на руке. В кабинете в открытом баре стояли разные фигурные бутылки, он перебрал несколько, обнюхивая, отпил несколько глотков вина, бросил на пол. Пачкая ковры, зашел в спальню, открыл шкаф, вывернул вешалки с Одеждой, порылся в куче, выбрал дорогие костюмные брюки, одел их прямо на мокрый грязный комбинезон, натянул какой-то женский пуловер и черный плащ. Брюки его уже намокли в коленях и в паху. Он снова пошел к окну, переступая прямо через кровати, застеленные атласными покрывалами, выбрался, перелез в подъезд, пошел вниз, но, услышав поднимающиеся голоса и крики, перешел этажом выше. Голоса все поднимались. Одна из дверей была приоткрыта, держалась на цепочке. Он просунул руку, прижал дверь, сняв цепочку, вошел, прикрыв ее, медленно прошел по коридору в зал.

В зале за большим столом обедала семья. Полный розоволицый мужчина с аккуратными залысинами, крепкая белокурая женщина, светловолосая девочка с гладким лицом и толстенький мальчик. Они замерли, уставившись на него, боясь пошевельнуться.

Он сел на пол в дверях, не мигая глядел на них. Голоса, смех остановились на площадке. Кто-то долго ключом открывал соседнюю дверь, долго входили, смеялись, гремя бутылками. Он все сидел, сгорбившись, и глядел на них, а они, онемев, застыли у стола У мужчины чуть подрагивала рука, из полной ложки ему на грудь струйкой стекал суп.

Он встал, повернулся, дошел до двери, открыл, огляделся и пошел вниз по лестнице. А они сидели все так же, затаив дыхание.

Он сидел в самом углу вагона метро, Людей было много, но они, отодвинувшись, косились в его сторону, наг его намокшие брюки и грязные волосы. На станциях люди выходили, входили. Играла негромко музыка, на платформах продавали вечерние газеты, поезд снова набирал скорость, высвечивая светом вагонов серые бетонные стены тоннеля, в оплетке проводов и кабелей. Постепенно поезд замедлил скорость и встал. Тихо. В тишине было слышно, как шуршат газеты, переговариваются. Какая-то женщина оглянулась нетерпеливо, посмотрела на часы, прошла еще минута. Что-то скрежетнуло снаружи, и вдруг открылись в темноту тоннеля разом все двери.

Он, слегка приподняв голову, поглядел в темноту, снова сгорбился. Из темноты у двери на, уровне пола появился человек, положив крепкие согнутые в локтях руки на пол вагона, насмешливо оглядел притихших людей.

По его спине, ухватившись за его голову, влез человек, оборванный, грязный, в резиновых сапогах, с автоматом на шее, следом уже лез другой, третий, четвертый. Такие же, в плащах, в жилетках, голые по пояс влезали в соседние вагоны. Спокойно, молча, они срывали с женщин украшения, вытаскивали бумажники, люди также молча сами отдавали им деньги, снимая кольца. С некоторых мужчин бандиты снимали чистую одежду. Проходя среди людей, один из бандитов гладил женщин, целовал их в щечку, извиняюще покачивая головой, жестом просил поднять бумажники повыше, приговаривая:

— Поляк, прими.

— Я не поляк, — угрюмо по-русски отвечал шедший следом с полиэтиленовым пакетом огромный парень.

— Не ворчи, поляк, не порть людям настроение.

Он все так же сидел в своем углу, еще ниже наклонив голову, выставив чуть вперед согнутые в кистях руки. Они проходили мимо него, не обращая внимания. Из темноты крикнули что-то, и бандиты стали прыгать из дверей вниз, шумно переговариваясь, пошли куда-то, и снова тихо.

Он вдруг поднялся, подошел к дверям, спрыгнул в темноту. Пошел вдоль поезда, люди уже переговаривались и выглядывали из дверей, но, заметив его, тут же прятались. К тоннелю, где стоял поезд, примыкал еще один, он свернул в него и пошел вперед, за мелькавшими вдали огнями фонарей. Позади него вагоны дернулись и пошли, набирая скорость.

Он долго шел за бандой, почти вплотную, вдруг, прислушавшись, осмотрелся, сбросив с себя плащ и пуловер, пробежал немного вперед, лег в маленькую канавку у стены, нагребая на себя мусор и грязь, затаился.

Вскоре мимо него проехал небольшой бронированный джип с открытым верхом; на нем пулемет, за ним еще, один, пробегали тихо полицейские в прорезиненных костюмах и бронежилетах, с автоматами. Пронесли ящики, переносные прожектора с разматывающимися кабелями, асе слаженно быстро, бесшумно. Они прошли вслед за бандой и через несколько секунд по свистку зажглись прожектора, разом залив тоннель слепящим светом, ударил коротко пулемет.

— Всем лежать, не двигаться! — объявили в мегафон.

Снова длинная очередь над упавшими бандитами. Тут же тоннель наполнился грохотом и одним сплошным гулом автоматов, стрелявших с обеих сторон. Разлетелись в дребезги два прожектора, остальные выключились, теперь только плотные потоки трассирующих пуль переплетались в темноте. Со стороны бандитов мелькнуло пламя и ракета ударилась в потолок над машинами, разорвавшись сиреневым шаром, полетели камни, кто-то закричал дико, перекрывая выстрелы. На секунду снова зажглись все прожектора, осветив фигурки убегающих бандитов. Залпом вылетели две ракеты с треног, у которых возились полицейские прожектора погасли, и уже в темноте заработали тяжело оба крупнокалиберных пулемета на джипах, посылая крупные трассы в сплошной фиолетово-огненный разрыв на месте банды, на фоне которого появлялись и пропадали фигурки пробегавших полицейских. Снова включился свет, снова синхронно вылетели ракеты, и джипы двинулись вперед по проходу.

Посреди шумной улицы вдруг открылся люк, выпуская клубы дыма и гари, на дорогу вывалился полицейский в противогазе, не обращая внимания на тормозившие машины, он сорвал маску, отдышавшись секунду, не заглядывая в колодец, кинул туда одну за одной две гранаты и перевалился на спину, засмеявшись. Внизу глухо рвануло, полицейский достал сигарету и закурил, лежа, светловолосый, щурясь на яркое небо.

В тоннеле к боковому ответвлению подтащили прожектора, поставили за утлом не включая. Здесь уже сидело несколько полицейских, двое время от времени стреляли в проход, остальные, сев в воду, сняв маски, курили, глотая что-то из фляжек, тихо переговариваясь:

— Сдавайтесь, — сказал один из них в мегафон, прожектора включились. Из прохода зло ударили автоматные очереди, прожектора снова выключились. Один из них сказал что-то. Полицейские засмеялись. Наконец, по тоннелю подбежали двое с гранатометами. Все оживились, поднялись, поправляя оружие.

Гранатометчики стали с обеих сторон прохода.

— Сдавайтесь, — снова а мегафон крикнул офицер и сразу махнул рукой, но гранатометчики уже выстрелили, не дожидаясь команды. Тяжелый разрыв выбросил из прохода грязь, камни, а по нему уже бежали двое полицейских. Они остановились в каменном тупике, оглядывая в свете прожекторов груды мусора.

— Все! — крикнул один из них.

Он уходил от выстрелов, прислушиваясь к гулу, в одном месте он влез по стене и нырнул в трубу. Через минуту по проходу пробежало двое полицейских. Он прополз по трубе, выбрался в другой тоннель, спустился по длинному колодцу вниз, в сырой, затхлый проход со множеством ответвлений и старых проржавевших труб. Он пошел осторожно. У одного из поворотов остановился, перехватив покрепче прут, пошел медленно, вглядываясь в темноту. Оттуда вдруг зарычало что-то и зашевелилось, огромное, бесформенное, похожее на собачью морду.

Он, прижимаясь к стене, медленно прошел нишу, держа, прут перед собой, вдоль стены, дальше, осматривая потолок, быстро влез по стене в колодец.

В вентиляционной шахте ему пришлось выдавить пять крепких железных решеток. Выдавив Последнюю, он вытянул в просторный пустой зал, полутемный, заставленный электронной техникой, спрыгнул, прошел вдоль аппаратов, экранов, светившихся, мерцавших, на одном из экранов он увидел себя, как он идет осторожно по залу, удивленно осмотрел его, протянул руку, его двойник тоже протянул.

Дверь в зал открылась, и вошел человек в военной форме, вскрикнул. Он сел, тут же бросившись на корточках за машины. Завыла сирена, по коридорам заметалась охрана. Один из охраны, заметив его, стал стрелять из пистолета, отрезая путь к вентиляции.

Он выскочил в другой такой же зал, светлый, полный людей в белых халатах, сбивая их с ног, бросился напрямую по каким-то пультам, давя лампы, клавиши, выскочил в коридор к дверям лифта, раздвинул их, впрыгнув в пустую шахту, по стане и кабелям побежал вниз. Сверху на него надвигался лифт.

Он стоял на крыше небоскреба, смотрел на город, сиявший огнями. В небе над его головой висела полная луна, внизу среди домов двигались, шевелились, вспыхивали желтые, красные, белые огни. Он стоял неподвижно, ветер шевелил его одежду и гнал тучи, закрывая и снова выпуская луну.

В брошенном многоквартирном доме в подъезде, Оглядев свой одинокий знак, пошел по комнатам, насторожился, спугнув несколько крупных крыс, тихо спустился вниз, оглядывая грязный двор. Заглянул в подвал, спустился, пошел крадучись, издалека заметил у пролома Десятка два крыс, копошащихся на куче сырого мусора. Он осторожно отошел спиной назад, выбрался из подвала, пробежал по улочке, нырнул в люк, спугивая крысу, но не тронул. Быстро двинулся по тоннелю.

Небольшая светлая комната, без окон, длинный полукруглый пульт управления, за ним стол, где двое полицейских играли в карты.

Свернув в боковой проход, более широкий, он замер, сразу со всех сторон включились яркие прожектора, ослепив его, воды здесь было по щиколотки.

Один из экранов пульта управления включился, полицейские бросили карты, подбежали к нему, один сел в кресло, нажимая кнопки. На охране появился грязный худой человек, ослепленный светом.

— Внимание, пост 19, — заговорил полицейский, включив микрофон, — коридор 21–24. Неизвестный. Один. — Он переключил тумблер. — Руки за голову. Не двигаться. Брось лом.

Он вздрогнул от голоса, прогремевшего через усилитель. — Руки за голову!

Позади него в стену ударила пулеметная очередь. Он бросился вперед, упал в темноту на четвереньки, замер. Тут же включился еще, один пулемет. Они проработали секунд десять, автоматически поводя стволами. Все стихло.

— Не выключай свет! — Закричал другой полицейский, глядя на второй экран. — Ребята уже в проходе.

Он уходил в боковое ответвление, оглядываясь на сильный фонарь. Впереди проход перекрывала крепкая стальная решетка, вбетонированная в стены. Он потрогал ее, повернулся, пошел, навстречу фонарю, лег в мелкую воду, вытянулся на дне, оставив только ноздри.

Их было трое в прорезиненной одежде, двое с автоматами, третий изредка включал фонарь. Они походили на космонавтов, шли тихо, по колено в воде.

Передний с фонарем споткнулся. Он вдруг вскочил в воде, поднимая брызги, сразу ударил одного с автоматом и так же второго, по голове прутом. Тот, что с фонарем закричал страшно и побежал назад. Шальной луч его бился по стенам.

Он перешагнул через полицейских, держа прут на плече, пошел следом.

К заброшенному дому он подошел не со стороны подъезда, ас задней стены, странно одетый, в самодельных кожаных штанах, сшитых из крепких крысиных шкурок, на руках от кисти до локтя кожаные нарукавники, крепко стянутые, оплетенные проволокой, кисти обмотаны ремнями, за спиной отточенная стальная полоса, напоминающая палаш.

Забравшись в выбитое окно, он достал из мешка большой, тяжелый, с промасленной ветошью факел, поправил его, потуже перетягивая проволоку.

Он вошел в подвал, держа зажженный факел над головой, прошел прямо к куче, где копошились крысы. Одна из них прыгнула на него откуда-то сверху, и он убил ее налету. Факел горел ярко, огромным пламенем освещая весь подвал. Отбиваясь от крыс, он поджег мусор, ящики, коробки, он не спешил, дожидаясь, пока разгорится костер. Крысы пищали, метались, но не убегали. Напротив из пролома приходили новые и новые. Он внимательно следил за самыми крупными из них, встав между стеной и огнем, поводил факелом и палашом. Еще одна бросилась к нему, сразу другая, третья, он убил их. Костер уже пылал до потолка, наполняя подвал чадом.

Ногами и палашом он быстро швырял горящие обломки в пролом и на кучу, разметав огонь по всему подвалу, отрезая крысам дорогу и не давая новым приходить из пролома. Еще одна прыгнула на него сверху и он убил ее, пошел к старой бочке, лежавшей на боку, давя и убивая крыс, не убегавших даже от огня. Одной рукой раскрыл мешок, быстро вывалил в него что-то тяжелое из бочки, стряхнул с себя сразу несколько повисших на нем крыс, подпрыгивая, побежал из подвала.

На последнем этаже он вошел в комнату, огляделся, вытряхнул из мешка трех огромных толстых крыс, сросшихся телами в одно черное покрытое слизью туловище с тремя головами и одним сплетенным из трех розовым хвостом.

Тело лежало беспомощно, тупо глядя перед собой. Он отошел на шаг, поднял палаш, и все три головы громко запищали, и тело медленно поползло в угол.

Он разом отсек три головы, перерубил туловище, разложив части так же аккуратно, как рисовал знаки.

Вбежавшая в дверной проем крыса сразу прыгнула на него, но он убил ее, раздавив кожаным нарукавником о стену. Из прохода ползла еще одна и еще. Он убил их. Через окно выпрыгнул на карниз, побежал вдоль окон.

Он сидел на крыше высотного дома и глядел на город, растворявшийся, плывший в серой дымке.

Проходя пустынной улочкой, заваленной мусором, он отогнал трех облезлых желтомастных собак, загнавших в угол четвертую с перебитой задней ногой. Они стояли перед ней, не решаясь броситься, увидев его, быстро отбежали, она тоже попыталась отскочить. Он поймал ее за загривок, сунул в мешок, пошел, не оборачиваясь, дальше.

Он лежал на крыше недостроенного дома, рядом сидела хромая собака, он держал ее за веревку, которой обвязал ей шею вместо ошейника. Собака молча упиралась здоровыми лапами, пытаясь вырваться, то вдруг бросалась к его горлу, но он отгонял ее, шлепая свободной рукой по морде. Когда она затихла, гладил ее по голове. Она поджимала уши, злобно косилась, вдруг хватала зубами, грызла крепкий нарукавник.

Солнце садилось за дома, но город еще шумел тысячами своих повседневных звуков. Привязав собаку за торчавшее из бетонной плиты стальное ухо, лег, вытянувшись, стал глядеть вниз. Перевернулся на спину, раскинув руки. Долго лежал так. Вдруг вскочил, быстро сбежал по лестнице вниз, траншеями к соседнему дому, бегом по пожарной лестнице вверх на крышу, пробрался туда, где у парапета монах в робе следил за крышей, на которой он только что играл с собакой. Он схватил монаха за шею, толкнул от себя. Тот закричал, взмахнув руками, полетел вниз.

Он снова поднялся к своей собаке, отвязал ее, не обращая на нее внимания, потащил за собой.

Из вентиляционного колодца на крышу небоскреба выбросило собаку, следом вылез он, подбежал к стене шахты лифта. На стене напротив его знака был выбит точно такой же.

Он оглянулся, заметался по крыше, обошел все шахты, ровные ряды вентиляционных колодцев, вернулся к краю, присев на корточки, уткнулся головой в колени.

Дом был самый высокий. Все дома вокруг казались далекими, маленькие машины внизу, совсем крошечные люди. Он встал и, размахнувшись, ударил палашом по второму знаку. Ударил еще раз, сбивая осколки бетона, по-своему, в ярости бил и бил, соскабливая. Замер, глядя в стену. Обернулся резко, всем телом, в стороне настороженно притаилась желтая собака, и слева темное, уходящее за горизонт солнце.

Он отскочил от стены и, обернувшись, на краю крыши увидел человека, он стоял прямо, полуголый в таких же кожаных штанах, нарукавниках, в руке держал прут.

Они замерли друг против друга и медлили, затем сразу оба бросились, побежали друг к другу, сшиблись железом, схватились руками, отскочили, снова ударились, делая ложные выпады оружием, броски, рубили друг друга сталью. Внизу протянулись длинные тени домов, в окнах зажигались тусклые огни. На крыше самого высокого дома еще было видно солнце, двое на краю крыши смотрели на него, один сидел, обхватив колени руками, другой стоял рядом. Чуть сзади крутилась желтая собака, стараясь сорвать лапой веревочный ошейник,