"Федор Чешко. Урман" - читать интересную книгу автора

хранильника, а все же приноравливался к ее спорой упругой рыси, стараясь
держаться вровень, не отставать. Так и ехали стремя в стремя (благо покамест
дорога позволяла), объезжая купины голых кустов да одинокие раскидистые
дубы, окруженные пятнами крупчатого льдистого снега.
Ехали и молчали.
Может, парнишке и охота была поболтать (а то как бы не сморило в
тряском седле), но разве мог он первым заговорить со старшим, помешать его
раздумьям?! Впрочем, Кудеславу тоже быстро наскучила молчанка: хотелось
поподробней дознаться о Белоконевых бедах. Да и странный парнишка вызывал
немаленький интерес.
- Кличут-то тебя как? - спросил наконец Мечник, искоса глянув на
вздрогнувшего от неожиданности мальца (кажется, тот начал-таки задремывать -
что же, тем более кстати будет беседа).
- В своих краях Векшей звали. - Голос паренька - низковатый, с
хрипотцой - плохо вязался с его тщедушностью. - А вообще как только меня не
называли - особенно с прошлого лета, когда...
Он умолк, не договорив; отвернулся.
Кудеслав стянул и засунул за пояс рукавицы (жарко, даром что снег),
отер ладонью влагу с усов да с подстриженной бородки.
Потом спросил вновь:
- А где твои края?
Спросил вяло, без интереса, потому что был почти уверен в ответе. Парня
выдавал говор. Нет, Векша не коверкал слова, произнося их почти так же, как
и сородичи Кудеслава, но речь его покалывала слух непривычным чоканьем
(словно бы нравилось парню выговаривать чокающие созвучия, словно бы на них
он причмокивал от удовольствия). Что ж, Мечнику уже приходилось слышать
подобное.
Векша чуть помедлил с ответом.
- На полуночь отсюда, - сказал он наконец. - На берегу Ильмень-озера.
Коли недаром тебя Урманом зовут, тебе те места должны быть ведомы...
Заслышав свое нелюбимое прозвище, Кудеслав потемнел лицом, но парнишка
этого не заметил, продолжал говорить спокойно и ровно, будто бы не о себе, а
о ком-то другом рассказывал:
- Отца моего торговый гость обманул в счете: взял много лишку за вовсе
худую вещь. На другой день отец опомнился, пошел да убил того гостя. А
прочие гости такого не стерпели, вытребовали от нашего рода суда. Суд
назначил за гостя-обманщика виру в десять десятков соболей; у отца же моего
сыскалось только четыре десятка, а в долг никто не давал. Тогда за нехватку
посчитали меня. Гости меня в тот же день продали другим гостям, а те потом
еще другим продали, а те другим - вовсе иноязычным каким-то людям, которые
сухим путем пробирались к Волгле-реке. От них-то я Белоконю и достался - они
было у него на подворье ночевать напросились, да передумали, когда
доморгались, что он волхв-хранильник. Белоконь говорит, что они хазары, а
все хазары наших богов боятся.
Кудеслав слушал недоверчиво. С первого слова, с первого взгляда парень
показался ему несуразным, и чем дальше, тем больше несуразностей
громоздилось вокруг него.
Может ли быть, чтоб хазары не нашли в свои края иной дороги от
Ильмень-озера, чем сухой путь сквозь самые глухоманные дебри? Степному
человеку и крохотная роща противна, а уж этакая чащоба... Зачем, если есть