"Г.К.Честертон. Салат полковника Крэя ("О Брауне") " - читать интересную книгу автора

- Думал, а теперь не думаю, - спокойно отвечал отец Браун.
- Что это значит? - вскричал полковник.
- Сумасшедший лелеет свою манию, - объяснил священник. - А вы все ищете
следы вора, хотя их нет. Вы боретесь с наваждением. Вы хотите того, чего не
хочет ни один безумец.
- Чего же? - спросил Крэй.
- Доказательств против себя, - сказал отец Браун.
Он еще не кончил фразы, когда полковник вскочил на ноги, глядя на него
встревоженным взором.
- Ах ты, вот это правда! - вскричал он. - Они твердят мне, что вор
хотел украсть серебро. И она, - он указал на Одри, хотя священник понял и
без того, о ком идет речь, - и она говорит мне, что жестоко стрелять в
бедного безобидного вора и обижать бедных безобидных индусов... А я ведь был
веселым... таким же веселым, как Пэтнем!
Он помолчал и начал снова:
- Вот что, я вас никогда не видел, но рассудить все это попрошу вас. Мы
с Пэтнемом вместе служили, но я участвовал в одной операции, на афганской
границе, и стал полковником раньше других. Мы оба были ранены, и нас
отправили домой. Одри была тогда моей невестой, она тоже ехала с нами. В
дороге случились странные вещи. Из-за них Пэтнем требует, чтобы мы
расстались, и она сама в нерешительности... а я знаю, о чем они думают. Я
знаю, кем они меня считают. И вы это знаете.
А случилось вот что. Когда кончился наш последний день в большом
индийском городе, я спросил Пэтнема, можно ли купить мои любимые сигары, и
он показал мне лавочку напротив дома. "Напротив" - туманное слово, если один
мало-мальски пристойный дом стоит среди пяти-шести хижин. Должно быть, я
ошибся дверью, поддалась она туго, внутри было темно, и, когда я повернулся,
она за мной захлопнулась с лязгом, словно кто-то задвинул несколько засовов.
Пришлось двигаться вперед. Я долго шел по темным коридорам. Наконец я
нащупал ногой ступеньки, а за ними была дверь, изукрашенная - это я понял на
ощупь - сплошной восточной резьбой. Я открыл ее не без труда и попал в
полумрак, где маленькие светильники лили зеленоватый свет. В этом свете я
смутно разглядел ноги или пьедестал какой-то большой статуи. Прямо передо
мной возвышалась истинная глыба, я чуть не ударился об нее и понял, что
это - идол, стоящий спиной ко мне.
Судя по плоской головке, а главное - по какому-то хвосту или по
отростку, идол этот не очень походил на человека. Отросток, словно палец,
изогнутый кверху, указывал на символ, вырезанный в каменной спине. Я не без
страха попытался разобрать, что это за символ, когда случилось самое
страшное. Бесшумно открылась другая дверь, и вошел темнолицый человек в
черном костюме. Губы его изгибались, кожа была медная, зубы - ярко-белые; но
больше всего ужаснуло меня, что он одет по-европейски. Я был готов увидеть
пышно одетого жреца или обнаженного факира. Но это как бы значило, что
бесовщина завладела всем светом. Так оно и оказалось.
"Если бы ты видел обезьяньи ноги, - сказал он мне, - мы были бы
милостивы к тебе - пытали бы, пока ты не умрешь. Если бы ты видел лицо, мы
были бы еще милостивей и пытали бы тебя не до смерти. Но ты видел хвост, и
приговор наш суров. Иди!"
При этих словах я услышал лязг засовов. Они открылись сами, и далеко за
темными проходами распахнулась дверь.