"Гилберт Кийт Честертон. Грехи графа Сарадина" - читать интересную книгу автора

у клетки, в которую обычно спускался лифт. Но его там не было. Там была
та, которая обычно спускалась в лифте.
Фламбо уже четыре минуты глядел на размозженную голову и окровавленное
тело красавицы, не признававшей трагедий. Он не сомневался, что это Полина
Стэси, и, хотя послал за доктором, не сомневался, что она мертва.
Ему никак не удавалось вспомнить, нравилась она ему или нет; скорее всего,
она и привлекала его, и раздражала. Но он о ней думал; и невыносимо
трогательный образ ее привычек и повадок пронзил его сердце крохотными
кинжалами утраты. Он вспомнил ее нежное лицо и уверенные речи с той
поразительной четкостью, в которой - вся горечь смерти. Мгновенно, как
гром с ясного неба, как молния с высоты, прекрасная, гордая женщина
низринулась в колодец лифта и разбилась о дно. Что это, самоубийство? Нет,
она слишком дерзко любила жизнь. Убийство? Кому же убить в полупустом
доме? Хрипло и сбивчиво стал он спрашивать, где же этот Калон, и вдруг
понял, что слова его не грозны, а жалобны. Тихий, ровный, глубокий голос
ответил ему, что Калон уже четверть часа славит солнце у себя на балконе.
Когда Фламбо услышал этот голос и ощутил руку на плече, он обратил к другу
потемневшее лицо и резко спросил:
- Если его нет, кто же это сделал?
- Пойдем наверх,- сказал отец Браун.- Может, там узнаем. Полиция придет
только через полчаса.
Препоручив врачам тело убитой, Фламбо кинулся в ее контору, никого не
увидел и побежал к себе. Теперь он был очень бледен.
- Ее сестра,- сказал он другу с недоброй значительностью,- пошла погулять.
Отец Браун кивнул.
- Или поднялась к этому солнечному мужу,- предположил он.- Я бы на вашем
месте это проверил, а уж потом мы все обсудим тут, у вас. Нет! -
спохватился он.- Когда же я поумнею? Конечно, там, у них.
Фламбо ничего не понял, взглянул на него, но покорно проводил его в пустую
контору. Загадочный пастырь сел в красное кожаное кресло у самого входа,
откуда были видны и лестница, и все три площадки, и стал ждать. Вскоре по
лестнице спустились трое, все - разные, все - одинаково важные. Первой шла
Джоан, сестра покойной; значит, она и впрямь была наверху, во временном
святилище солнца. Вторым шел солнечный жрец, завершивший славословия и
спускавшийся по пустынным ступеням во всей своей славе; белым одеянием,
бородой и расчесанной на две стороны гривой он напоминал Христа,
выходящего из претории, с картины Доре. Третьим шел мрачный, озадаченный
Фламбо.
Джоан Стэси - хмурая и смуглая, седеющая раньше времени, направилась к
своему столу и деловито шлепнула на него бумаги. Все очнулись. Если мисс
Джоан и была убийцей, хладнокровие ей не изменило. Отец Браун взглянул на
нее и, не отводя от нее глаз, обратился не к ней.
- Пророк,- сказал он, по-видимому, Калону,- я бы хотел, чтобы вы
поподробнее рассказали мне о своей вере.
- С превеликой гордостью,- отвечал Калон, склоняя увенчанную голову.- Но я
не совсем вас понимаю...
- Дело вот в чем,- простодушно и застенчиво начал священник.- Нас учат,
что если у кого-нибудь плохие, совсем плохие принципы, он в этом и сам
виноват. Но все же мы меньше спросим с того, кто замутнил совесть
софизмами. Считаете ли вы, что убивать нельзя?