"Г.К.Честертон "Шар и крест" ("The Ball and the Cross")" - читать интересную книгу автора

город во все светлеющем свете.
Наконец на небе появилось ярко-белое солнце, и город стал виден целиком.
Он лежал у ног во всей своей чудовищной красе. Параллелограммы кварталов и
квадраты площадей складывались в детскую головоломку или в огромный
иероглиф, который непременно надо прочитать. Тернбулл, истинный демократ,
часто бранил демократию за тупость, суетность, снобизм - и был прав, ибо
демократия наша плоха лишь тем, что не терпит равенства. Он много лет
обвинял обычных людей в глупости и холуйстве; и только сейчас, со склонов
Хэмстеда, увидел, что они - боги. Творение их было тем божественней, чем
больше ты сомневался в его разумности. Поистине, нужна не только глупая
практичность, чтобы совершить, такую дикую ошибку, как Лондон. К чему же
это идет? Кем станут, какими будут когда-нибудь немыслимые созданья -
рабочий, толкающийся в трамвае, или клерк, чинно сидящий в омнибусе?
Подумав об этом, Тернбулл вздрогнул - быть может, от утреннего холода.
Смотрел на город и Макиэн, но лицо его и взгляд свидетельствовали о том,
что на самом деле глаза его слепы, точнее - обращены в его душу. Когда
Тернбулл заговорил с ним о Лондоне, жизнь вернулась в них, словно хозяин
дома вышел на чей-то зов.
- Да,- сказал Макиэн,- это очень большой город. Когда я приехал, я даже
испугался. Там, у нас, много больших вещей - горы уходят в бесконечность
Божью, море - к краю света. Но у них нет четкости, нет формы, и не человек
их создал. Когда же ты видишь такие большие дома, или улицы, или площади,
кажется, что бес дал тебе лупу, или что перед тобою - миска, высокая, как
дом, или мышеловка для слона.
- Словно Бробдингнег,- сказал Тернбулл.
- А где это? - спросил Макиэн.
Тернбулл печально ответил: "В книге", и молчание разделило их.
Все, что наши герои захватили с собой, лежало рядом с ними. Шпаги валялись
на траве, как тросточки; плитки шоколада, бутылки вина, консервы
напоминали о мирном пикнике; а в довершение беспорядка повсюду виднелись
изделия глашатаев нашего безвластия - газеты. Тогда-то редактор "Атеиста"
и взял одну из них.
- Про нас много пишут,- сказал он.- Вам не помешает, если я закурю?
- Чем же это может помешать мне? - спросил Макиэн.
С интересом взглянув на человека, совершенно незнакомого с условностями,
Тернбулл закурил и выпустил клубы дыма.
- Да,- сказал он наконец,- мы с вами - хорошая тема. Я сам журналист, мне
ли не знать! Впервые за несколько поколений британцев волнуют английские,
а не заморские злодеи.
- Мы не злодеи,- сказал Макиэн.
Тернбулл засмеялся.
- Если бы я не подозревал, что вы гений,- сказал он,- я бы решил, что вы
дурак. Вы совершенно не понимаете обычной речи. Ну что ж, давайте собирать
пожитки, пора нам идти.
Он вскочил и принялся рассовывать припасы по карманам. Пытаясь засунуть в
полный карман еще и банку консервов, он заметил: .
- Так вот, если судить по газетам, мы с вами - самые знаменитые люди в
Англии.
- Да,- отвечал Макиэн,- я прочитал то, что про нас пишут. Но они не поняли
главного.- И он вонзил шпагу в землю, как человек, сажающий дерево.