"Г.К.Честертон "Шар и крест" ("The Ball and the Cross")" - читать интересную книгу автора

цокота копыт, ни паровозного гудка. Значит, можно остановиться и попросить
о чуде.
- О чуде? - переспросил атеист, упиваясь удивлением.
- Простите меня,- кротко сказал Макиэн,-- я забыл о ваших предрассудках.-
Он печально и задумчиво смотрел на колеблемую ветром шпагу и продолжал: -
Понимаете, сейчас мы можем узнать, надо нам сражаться, или не надо. Как
пророк Илья, предлагаю вам обратиться в судилище небес. Скрестим шпаги на
пустынной равнине, залитой лунным светом. И если здесь, в этой светлой
пустоте, нам что-нибудь помешает - молния ударит в клинок, заяц кинется
под ноги,- сочтем это знамением и станем друзьями навеки. Сердитая усмешка
мелькнула под рыжими усами редактора, и он сказал:
- Прежде, чем ждать знамения Господня, надо было бы дождаться знаменья
науки о том, что Бог существует. Однако все-таки ни один ученый не вправе
отказаться от эксперимента.
- Прекрасно,- отвечал Макиэн.- Тогда начнем.- И выдернул из земли шпагу.
Тернбулл глядел на него с полминуты, потом сделал быстрое движенье, и в
лунном свете сверкнула сталь.
Как опытные шахматисты начинают партию традиционными ходами, так и они
начали поединок: один сделал безобидный выпад, другой легко отбил его.
Исполнив этот ритуал, Макиэн яростно кинулся на противника, а Тернбулл,
сжав зубы, дождался третьего, самого отчаянного выпада, и мастерски его
отбил, когда неподалеку раздался крик, похожий на крик раненого животного.
Должно быть, неверующий редактор был суеверней, чем думал: вместо того,
чтобы перейти в атаку, он застыл на месте. Макиэн знал, что верит в
знамения, и не размышляя отбросил шпагу. Крик раздался снова. Теперь было
ясно, что кричит молодая женщина.
- Это глас Божий,- сказал Макиэн, широко открыв большие светлые глаза, так
мало сочетавшиеся с черными волосами.- Да, глас Божий,- повторил он.
- Однако тонкий у Бога голос,- сказал редактор, не упускавший случая для
самого дешевого кощунства.- Нет, Макиэн, кричит не ваш Бог, а куда более
важная личность - человек... нет, еще важнее - женщина в беде. Бежим ей на
помощь!
Макиэн молча схватил отброшенную было шпагу, и они побежали туда, откуда
слышался крик.
Чтобы сократить путь, они мчались полем, наперерез, сквозь высокие травы,
перескакивая через глубокие кроличьи норки. Тернбулл два раза чуть не
упал; Макиэн, хотя и был тяжелее, научился бегать у себя в горах. Но оба
облегченно вздохнули, вынырнув на дорогу.
Там, на белой дороге, лунный свет был ярче и светлее, чем в серо-зеленом
поле, и сразу можно было понять, что же происходит.
У левой обочины стоял маленький, очень изящный автомобиль, а большой,
зеленоватый, наполовину увяз еще левее. Из него уже вылезли четыре
франтоватых человека.
Трое обращались к луне с малоприличными сетованиями, четвертый грозил
тростью шоферу маленькой машины. Шофер как раз поднимался, чтобы ему
ответить. Рядом, тоже впереди, сидела молодая женщина.
Сидела она очень прямо и теперь не кричала. На ней был темный костюм;
густые каштановые волосы обрамляли ее лицо, словно два крыла или две
волны, профиль ее был четок и строг, как у сокола, только что выпущенного
из гнезда.