"Г.К.Честертон. Охотничьи рассказы" - читать интересную книгу автора

- Предпочитаю мой собственный остров, - сказал Оуэн Гуд.
Друг его ушел, а он, не двигаясь, смотрел на тихий перевернутый мир в
зеленом зеркале речки. Рыболовы часто сидят так, но нелегко было понять,
интересуется ли рыбой наш одинокий законник. Он гордо носил в кармане томик
Исаака Уолтона, потому что любил старые английские стихи не меньше, чем
старые английские ландшафты. Но рыболовом он был не слишком искусным.
Дело в том, что Оуэн Гуд поведал другу не о всех чарах, влекущих его к
островку в верховьях Темзы. Если бы он сказал, что надеется поймать столько
же рыбы, как апостолы, или морского змия, или кита, проглотившего Иону, он
выражался бы довольно точно. Оуэн Гуд ловил то, что редко ловят рыболовы, -
юношеский сон, давнее чудо, случившееся в этих пустынных местах.
За несколько лет до того он удил как-то вечером на островке. Сумерки
сменились тьмой, солнце оставило по себе две-три широкие серебряные ленты
за черными стволами. Улетели последние птицы, исчезли все звуки, кроме
мягкого плеска воды. Вдруг - бесшумно, как призрак - из леса на другом
берегу вышла девушка. Она что-то сказала, он не понял и что-то ответил.
Была она в белом и держала охапку колокольчиков. Прямая золотистая челка
закрывала ее лоб; лицо было бледно, как слоновая кость, и бледные веки
тревожно вздрагивали.
Он ощутил, что непроходимо глуп, но говорил, кажется, связно - она не
уходила, и даже занятно - она засмеялась. И тут случилось то, чего он так и
не понял, хотя любил копаться в себе. Она взмахнула рукой и выронила синие
цветы. Вихрь подхватил его; ему стало ясно, что начались чудеса, как в
сказке или в эпосе, и все земное - их ничтожный знак. Еще не понимая, где
он, он стоял весь мокрый на берегу - по-видимому, он бросился в воду и спас
цветы, как ребенка. Из всех ее слов он запомнил одну только фразу: "Вы же
насмерть простудитесь".
Простудиться он простудился, но не умер, хотя мысль о смерти была
вровень с его чувствами. Врач, которому пришлось кое-что рассказать, весьма
заинтересовался тем, что удостоился услышать. Он увлекался генеалогией и
судьбой знатных семейств и, поднапрягшись, вывел, что таинственная дама -
Элизабет Сеймур из Марли-Корта. О таких вещах он говорил почтительно, даже
подобострастно, носил фамилию Хантер и позже поселился неподалеку от
Крейна. Как и Гуд, он восхищался ландшафтом и считал, что тот обязан своей
прелестью заботам и умению владельцев Марли-Корта.
- Такие помещики и создали Англию, - сказал он. - Хорошо радикалам
болтать, но где бы мы были без них?
- Я тоже за помещиков, - не без усталости ответил Гуд. - Я так их
люблю, что хотел бы их размножить. Побольше, побольше помещиков! Сотни и
тысячи...
Не знаю, разделял ли доктор Хантер его пыл и понял ли его слова. Сам
же Гуд вспоминал поздней эту беседу, если вообще мог вспоминать
какие-нибудь беседы, кроме одной.
Не буду скрывать от умного, но утомленного читателя, что все это и
побудило Гуда сидеть часами на островке, глядя на другой берег. Шли годы,
уходила молодость, приближался средний возраст, а Гуд все возвращался сюда,
ждал и не дождался. Впрочем, заглянув поглубже, мы даже и не посмеем
сказать, что он ждал. Просто этот уголок стал хранилищем святыни, и Гуд
хотел увидеть все, что бы здесь ни случилось. Так и вышло, он все увидел; а
еще задолго до конца нашей повести случились здесь дела довольно странные.