"Г.К.Честертон. Три всадника из "Апокалипсиса"" - читать интересную книгу автора

Практичный сержант решил, что дело сделано. Вообще трезвомыслящие люди
его типа, как правило, слишком много думают над тем, как сделать, а потому
зачастую не задумываются, что делают. Ведь он предал самое дорогое, что есть
в армии - солдатское братство; он убил отважного офицера при исполнении
боевого задания; он обманул своего монарха, пренебрег его приказом и
хладнокровно убил человека, против которого ничего не имел. Зато он выполнил
приказ старшего по чину и способствовал казни поляка. Два последних
обстоятельства придавали ему уверенности, когда он, погрузившись в свои
мысли, ехал назад доложить маршалу Гроку, что его задание выполнено. А в
том, что оно выполнено, не могло быть никаких сомнений. Человек, который вез
приказ о помиловании, был безусловно мертв. Если же он каким-то чудом
уцелел, то все равно не смог бы на своей мертвой или умирающей лошади
добраться до города и предотвратить казнь. Нет, что ни говори, а сейчас
всего благоразумнее будет вернуться под крыло своего патрона, которому
принадлежал этот дьявольский план. Сержант, человек сильный, решил
довериться другому, еще более сильному человеку - великому маршалу.
Маршал и в самом деле был выдающейся личностью - ведь после
совершенного им - или по его приказу - чудовищного преступления он счел ниже
своего достоинства бояться смотреть правде в глаза и избегать встречи с
убийцей. Мало того, не прошло и часа, как они вместе с сержантом поскакали
по той же самой дороге. Проехав часть пути, маршал спешился, а своему
спутнику приказал ехать дальше. Он хотел, чтобы сержант добрался до города и
выяснил, все ли там спокойно после казни, не волнуется ли народ.
- Неужели это здесь, Ваше превосходительство? - еле слышно проговорил
сержант. - Мне почему-то казалось, что это гораздо дальше. Когда я ехал,
меня, как в кошмарном сне, не покидало ощущение, что эта проклятая дорога не
кончится никогда.
- Здесь, - подтвердил Грок, вынул ногу из стремени, тяжело спрыгнул с
лошади, подошел к длинному парапету и заглянул вниз.
Над болотами поднялась луна, и в ее ярком, величественном свете из
непроницаемого мрака выступила черная вода и зеленая ряска; в камышах, у
подножия холма, прямо под насыпью в строгом сиянии луны белели останки одной
из лучших лошадей и одного из лучших всадников его бывшего полка. В том, что
это фон Шахт, сомневаться не приходилось: месяц, словно нимбом, осенял
вьющиеся светлые волосы юного Арнольда, второго гонца, посланного с приказом
о помиловании; тот же таинственный лунный свет выхватил из темноты не только
золотые пуговицы и оранжевую перевязь молодого гусара, но и медали, нашивки
на мундире, знаки отличия. В ореоле мягкого лунного света убитый напоминал
облаченного в белые доспехи сэра Галахада, а над ним, павшим воином с
благородным и юным лицом, застыла - по чудовищному контрасту - мрачная
фигура безобразного старика, который стоял, облокотившись на парапет, и
глядел вниз. Грок вновь снял каску, и хотя он, весьма вероятно, сделал это,
дабы почтить память погибшего, при свете луны, упавшей на его гладкий,
совершенно лысый череп и длинную шею, он вдруг сделался похож на какого-то
жуткого доисторического ящера. Такую сцену мог бы запечатлеть Ропс или
какой-нибудь другой живописец гротескной немецкой школы: громадное,
бесчувственное чудовище воззрилось на поверженного херувима в белой в золоте
кольчуге с перебитыми крыльями.
Хотя Грок не прочел молитвы и не пролил слезы над убитым, что-то в его
мрачном уме шевельнулось, ведь даже мертвая гладь безбрежных болот иногда