"Г.К.Честертон. Удивительное убежище" - читать интересную книгу автора

Мрачного кабатчика уже не было, он устроился где-то конюхом, а кабатчик
поживее, с виду вылитый конюх, терпеливо слушал, как воспевает Гейл красоту
этих мест. Поэт подробно рассказывал ему, как прекрасно небо над его домом,
и сообщил, что видел здесь совершенно неповторимый закат, а гроза тут была
такая, какой нигде не увидишь. Наконец кабатчик прервал его, вручив ему
письмо из замка за переправой. Начиналось оно не совсем вежливо, словно
автор не знал, как обратиться к адресату, а написано в нем было вот что:
"Очень хочу услышать вашу повесть. Приходите завтра (в четверг).
Сегодня я, к сожалению, уезжаю в Уимблдон. Меня ждет д-р Уилсон, это насчет
работы. Она мне очень нужна, вы, наверное, знаете, что мы совсем обнищали.
Д. У."
Прославленное небо потемнело, и поэт, положив письмо в карман, сказал
кабатчику:
- Простите, ошибся. Мне надо уехать. Собственно, славятся красотой не
здешние, а уимблдонские закаты. А грозу в Уимблдоне я и вообразить не
решусь!.. Надеюсь, что еще приеду сюда. Всего хорошего.
После этого Гейл повел себя и разумней, и удивительней. Сперва он сел
на забор и долго думал. Потом послал телеграмму доктору Гарту и еще двум
людям. Прибыв в Лондон, он направился в редакцию самой дешевой бульварной
газеты и просмотрел много номеров, изучая нераскрытые преступления. Доехав
до пригорода, славящегося закатами, он побеседовал с жилищным агентом; и
только под вечер добрался по широкой, тихой дороге до какого-то сада. Он
потрогал пальцем зеленую калитку, словно проверял, давно ли она выкрашена;
калитка распахнулась, являя взору яркие клумбы, и он, не закрывая ее, пошел
по саду, пробормотав:
- Так я и думал.
Семья, собиравшаяся взять в услужение обедневшую Диану Уэстермейн,
сочетала современную деловитость со старинной тягой к удобствам и даже
роскоши. В оранжереях цвели дорогие редкие цветы, в центре сада стояла
посеревшая и выщербленная статуя. Неподалеку от нее Гейл увидел на траве
крокетные молотки и дужки; а подальше, под деревом, стол, со вкусом и
знанием дела накрытый к чаю.
Все это было связано с людьми, но люди куда-то отлучились, и сад
казался от этого бессмысленно пустым. Вернее, он казался бы пустым, если бы
вдруг не ожил. Из глубины сада кто-то шел сюда, к Гейлу. Диана дошла до
увитой плющом арки, и они наконец встретились. Невообразимую важность этой
встречи подчеркивало то, что оба они - в трауре.
Гейл когда угодно мог вспомнить, как темны ее брови и как оттеняет
смуглую кожу синева костюма. Но сейчас он удивился, что вспоминал что-то,
кроме ее лица. Она взглянула на него ясным, печальным взором и сказала:
- Ну что это вы... Не могли подождать...
- Да, - отвечал он, - хотя и ждал четыре года.
- Сейчас они выйдут к чаю, - неловко сообщила она. - Наверное, надо вас
им представить. Я работаю первый день, уехать не могу. Как раз собиралась
послать вам телеграмму...
- Слава Богу, что я приехал! - воскликнул он. - Она бы отсюда не дошла.
- Почему? - спросила Диана. - И почему вы приехали?
- Мне не понравился ваш адрес, - ответил он; и странные люди, один за
другим, стали выходить в сад.
Диана повела Гейла к столу. Лицо ее было еще бледней и печальней, но в