"Г.К.Честертон. Понд-простофиля ("Парадоксы мистера Понда")" - читать интересную книгу автора

облако - и тут он забывает, что сказал нечто странное. Он продолжает
отстаивать сравнительно разумную часть своей речи, но никогда не объясняет
то единственное, что и впрямь неразумно. Сейчас он вполне осмысленно
говорил мне о карандаше, который был ярко-красным и потому делал черные
отметки. Я попробовал поймать его на непоследовательности, однако он
уклонился от объяснений и продолжал говорить про то, что синий карандаш -
совсем не синий, а про черные отметки позабыл.
- Черные отметки! - воскликнул Уоттон и выпрямился столь резко, что
просыпал пепел сигары на безупречно чистый сюртук. С неодобрением
отряхнувшись, а затем - помедлив, он заговорил в той отрывистой манере,
которая обнаруживала в нем гораздо меньшую верность условностям, чем могло
показаться.
- Чаще всего эти парадоксалисты просто стремятся привлечь внимание.
Другое дело Понд - он говорит парадоксами потому, что стремится не
привлекать внимания. Понимаете, он выглядит этаким ученым сиднем, словно
никогда не отрывался от стола или пишущей машинки; но на самом деле он
кое-что испытал. Об этом он не говорит, не хочет об этом говорить, но
хочет говорить о разуме, о философии и всяких книжных теориях. Он, знаете,
любит читать рационалистов восемнадцатого столетия. Когда же, говоря об
абстрактном, он затронет что-то конкретное, то, что он действительно
делал, он тут же старается это замять. Он старается уделить этому очень
мало места, и это воспринимается как противоречие. Почти за каждой из его
безумных сентенций кроется какое-нибудь приключение, причем большинство
людей не увидело бы в этом приключении ничего занятного.
- Кажется, я понял, что вы имеете в виду, - сказал Гэхеген после
некоторого раздумья. - Да, вы правы. Вы не думаете, конечно, что меня
обманут все эти ваши чванливые стоики английской школы. Они вечно пускают
пыль в глаза тем, что не пускают пыль в глаза. Но у Понда это неподдельно.
Он просто терпеть не может рампы; в этом смысле можно сказать, что он
создан для тайной службы. Вы имеете в виду, что он становится загадочным
тогда, когда и впрямь желает сохранить служебную тайну. Иными словами, вы
думаете, что за каждым пондовским парадоксом есть история. Конечно, это
правда - во всех тех случаях, когда мне историю рассказывали.
- Я знаю все про эту историю, - сказал Уоттон, - и это была одна из
самых замечательных вещей, которые Понд когда-либо сделал. Это было дело
огромной важности - что-то вроде общественного дела, которое должно
сохранять частный характер. Понд дал несколько советов, которые показались
излишними, но оказались совершенно точными; в конце же концов он сделал
поразительное открытие. Не знаю, в какой связи случилось ему о том
помянуть, но, конечно, это нечаянная обмолвка. Впрочем, он тут же поспешил
ее замять и сменил тему. Но он определенно спас Англию; к тому же его едва
не убили.
- Да ну! - воскликнул Гэхеген.
- Должно быть, тот человек стрелял в него пять раз, - припоминая,
сказал Уоттон, прежде чем выстрелил в себя, уже в шестой.
- Я поражен, - промолвил Гэхеген. - Я-то всегда считал Понда самой
очаровательной из застольных комедий. Никогда бы не подумал, что он
участвует в мелодрамах. Не мудрено, если выяснится, что он разыгрывает
волшебную пантомиму. Кажется, сейчас он обрел интерес к театру. Он сам
спросил меня, не похож ли он на Полония; но люди злые заметили бы большее