"Гилберт Кийт Честертон. Острие булавки ("Цикл о Брауне")" - читать интересную книгу автора

обращенные к халату, чуть побледнели.
- Кровь, - сказал отец Браун, и на мгновение настала мертвая тишина.
Генри Сэнд откашлялся и высморкался, затем хрипло спросил:
- Чья кровь?
- Всего лишь моя, - ответил отец Браун без улыбки.
Через секунду он продолжал:
- Тут воткнута булавка, я оцарапался острием. Но вам, наверное, не
оценить всей остроты... присутствия этого острия. Зато я могу оценить. -
Он пососал палец, как ребенок.
- Видите ли, - сказал он, помолчав еще немного, - халат был сложен и
сколот булавкой, и никто не мог его развернуть... во всяком случае
развернуть, не оцарапавшись.
Словом, Хьюберт Сэнд этого халата не надевал. Равно как и не писал
на дереве. И не топился в реке.
Пенсне, криво сидевшее на любопытном носу Генри, со щелканьем
свалилось, но сам он не шелохнулся.
- Что возвращает нас, - оживленно продолжал отец Браун, - к чьему-то
пристрастию вести частную переписку на деревьях, подобно Гайавате с его
рисунками. У Сэнда было сколько угодно времени до того, как он пошел
топиться.
Почему он не оставил жене записку, как всякий нормальный человек?
Или, скажем, почему Неизвестный не оставил жене Сэнда записку, как всякий
нормальный человек? Да потому, что ему пришлось бы подделать почерк мужа,
а это ненадежная штука - нынче у экспертов нюх на такие вещи. Зато ни от
кого не требуется подражать даже собственному почерку, когда вырезаешь
большие буквы на коре. Это не самоубийство, мистер Сэнд. Если тут что и
произошло, то именно убийство.
Папоротник и низкие кусты затрещали, захрустели под ногами младшего
Сэнда, который восстал во весь свой большой рост, как Левиафан из морской
пучины, угрожающе вытянув вперед свою могучую шею.
- Я не умею ничего скрывать, - сказал он, - я в общем-то подозревал
что-то в этом роде и даже, пожалуй, ожидал. Сказать откровенно, я просто
заставлял себя разговаривать с этим типом вежливо, да и с ними обоими,
если на то пошло.
- О чем вы говорите? - спросил священник, серьезно глядя прямо ему в
лицо.
- О том, - сказал Генри Сэнд, - что вы мне открыли убийство, а я,
кажется, могу открыть вам убийц.
Отец Браун молчал, и тот отрывистым голосом продолжал:
- Вы говорите, люди иногда пишут любовные послания на деревьях. Ну
так вы их как раз найдете на этом дереве.
Там, в глубине, под листьями, скрыты две монограммы, переплетенные
вместе. Вы, наверное, знаете, что леди Сэнд была наследницей этого
поместья задолго до того, как вышла замуж, и уже тогда была знакома с
этим чертовым щеголем - секретарем. Они, я полагаю, встречались тут и
писали свои клятвы на этом древе свиданий. А потом, видимо, использовали
его для другой цели. Сентиментальность или экономия...
- Они, должно быть, чудовища, - проговорил отец Браун. - Но, спору
нет, от мужей действительно иногда отделываются таким вот образом.
Кстати, как отделались от этого? То есть куда дели его труп?