"Борис Дмитриевич Четвериков. Эстафета жизни (Котовский, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

так же как и Котовский, провел все эти годы на войне, работая с Фрунзе.
Только последнее время служил в Москве, в Народном Комиссариате по Военным
и Морским делам. Жил довольно оседло и тихо, но по-прежнему сохранял с
Михаилом Васильевичем самые близкие отношения. В доме Фрунзе его любили и
иначе не называли как "Сережа", "наш Сереженька" или "Сереженька
Аркадьевич".
Побритые, свежие, благоухающие одеколоном, оба появились у Фрунзе и
были встречены дружными приветствиями. С некоторыми из гостей они
встречались впервые, но большей частью это были старые знакомые, в
основном военные. А вот и редкий гость - брат Михаила Васильевича
Константин Васильевич, доктор по профессии и страстный шахматист. Завидев
Сергея Аркадьевича, он радостно закивал, тотчас же перешепнулся с ним, и
они уютно уселись в уголочке за маленьким круглым столиком перед шахматной
доской.
- Как проходил шахматный турнир с Михаилом Васильевичем? - деловито
спросил Сиротинский.
- Три ноль в его пользу, - пробурчал Константин Васильевич. - Но одну
партию не признаю: я зевнул королеву.
Котовский любил бывать у Михаила Васильевича и чувствовал себя здесь
как дома. Увидев, что собралось много народу и что деловые вопросы
придется отложить до завтра, он, едва перебросившись двумя-тремя словами с
хозяевами дома, дал увлечь себя в сторонку Фурманову.
Фурманов приехал на этот раз не один, с ним прибыли два московских
писателя из РАППа, и Фурманов поспешил их представить Котовскому.
Оказывается, у Фурманова была затея и привез он своих коллег не
случайно. У них неоднократно возникали споры о значении литературы, о
писательском деле, о том, как нужно писать и о чем нужно писать. Один из
рапповцев, хмурый и молчаливый, одетый неказисто и принципиально не
носивший галстука, писал на какие-то заумные темы и отрицал все, что
только можно отрицать: сюжет, технику, стиль, идейный замысел. Другой -
длинный, жилистый и худой - жаловался на бестемье и погряз в задуманной им
трилогии из жизни монастырей, причем никак не мог справиться даже с первой
частью.
Фурманов ругался с ними:
- Если в наше время нет тем, тогда я уж не знаю, что и говорить! Да
вы оглянитесь, товарищи, среди каких людей мы живем, какие дела у нас
творятся! Сюжеты просто под ногами валяются! Остановите первого встречного
на улице - и пишите о нем роман.
- Да ведь нетипично все это, - пробовали защищаться оба. - Где
стержень? Ты подай стержень, чтобы было за что ухватиться!
- Очень часто случается, что писателю хочется поглядеть со стороны,
чтобы понять. Нельзя со стороны! Лезьте в самую гущу! - горячился
Фурманов.
- Во время войны, - вздохнул тот, что пытался создать трилогию, - там
действительно были... того-этого... ситуации... А сейчас? Мертвый штиль!
- Я еду в Харьков, - сообщил им Фурманов. - Хотите, покажу вам людей,
да таких, что о каждом можно по книге написать - и не уместится! Например,
Новицкий... Представляете - бывший царский генерал...
- Ну-у! Загнул! Это для плаката! - воскликнул первый.
- Новицкий? Что-то не слыхал... - промямлил второй.