"Игорь Чиннов. Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения " - читать интересную книгу автора

выпьют на ты, я уверен, и по-русски споют нам про чубчик, кучерявый..."?
В 70-е годы новая, третья волна эмиграции хлынула из Советского Союза
на Запад, все усиливаясь к концу десятилетия. К 1979 году уже десятки тысяч
людей переселились в Америку. Вот тот долгожданный русский читатель,
которого так не хватало писателям старой эмиграции! И Чиннов в
опубликованном в 1974 году стихотворении обращается как раз к ним: "Вы не
спорили, русские мальчики, о таинственной вещи - бессмертии?" - предлагая
интересную, как ему кажется, тему для разговора.
Но десятью годами позже "русские мальчики" уже кажутся поэту существами
из далеких галактик, спор с которыми может быть только на уровне спора
"сумасшедших с полоумными". Как известно, старая и новая эмиграции не нашли
общего языка, расходясь слишком во многом. И главное - в отношении к России.
Кирилл Померанцев, литературовед, один из парижских приятелей Георгия
Иванова (Иванов даже когда-то правил,- его стихи), в 1979 году писал, что с
некоторых пор в эмиграции, прямо как в Советском Союзе, "считается
нормальным характеризуя дореволюционную Россию", выставлять ее не в лучшем
свете. Померанцев спорит с такой точкой зрения приводя множество аргументов,
и в том числе мнение поэта и писателя Поля Валери, который отмечал в своем
дневнике что в мировой истории он знает только три чуда - ""Древнюю Элладу",
Итальянское Возрождение и Русский Серебряный век"[27].
Для Померанцева Россия Серебряного века - это Россия его детства. А
многие пришельцы из нового СССР знают о старой России не больше, чем
"уроженцы кометы Галлея". Ну, например, что "Москва при царе состояла из
одной деревянной матрешки. Потому-то она и сгорела"...
Во время написания "Автографа" Чиннов уже не сомневается, что спор
старой и новой эмиграций не приведет к диалогу, и все же: "Я говорил
глухому...".
Правда, в переписке двух друзей - Чиннова и Иваска - последний все чаще
пишет о новых единомышленниках, которых он встречает среди приезжих, называя
их "четвертой волной".
Поэт Николай Моршен (тоже большой мастер звуковой инструментовки
стихов, писавший Чиннову: "Очень интересны краезвучия у Вас там, где они
используют наряду с рифмой ассонансы и диссонансы. Такого применения их я не
могу вспомнить ни у кого") заметил, что в последней книге у Чиннова появился
еще один лирический герой - обыватель [28].
Очень славный, но только легкомысленный ("грех легкомыслия", кажется, -
главный из его грехов). Он занят своими баранами, живет по принципу "моя
хата с краю" - "вдалеке от здешних мест" и кается: "Эх! среда меня заела! И
четверг меня заест!"

Нейтронная бомба не тронет меня.
- Не тронь меня, бомба, - я тихо скажу. -
Мой Ангел стоит, от печали храня.
К тому же я занят: я рыбу ужу.

(Почему-то вспоминается советская классика: "Не надо
печа-а-алиться...") И что хорошего видел в жизни этот рыболов: "Прощай, моя
рыбка, прощай, червячок" - и все? "Ма ленький человек" в русской литературе
всегда трогателен.
Жалко его до слез, с его "не надо бояться. Там вечность и рай". И себя