"Георгий Чистяков. Страх божий - что это значит?" - читать интересную книгу автора

И тем не менее без страха Божьего нельзя! Это выражение встречается в
Библии множество раз, и, разумеется, не случайно. Только надо понять,
что такое этот страх, который учит мудрости (Притч 15.33), отводит от
зла (там же, 16.6) и ведет к жизни (там же, 19.23), он чист (Пс 18.10)
и, кроме всего прочего, заключается в том, чтобы ненавидеть зло (Притч
8.13). Однако это не ужас перед Богом и не страх перед наказанием. Бог
не следит и не наблюдает за нами, но мы можем легко причинить Ему боль.

Hа вопрос, что такое страх Божий, исчерпывающий ответ дает Библия на
латинском языке - Вульгата. За тысячу лет истории в языке Горация,
Тибулла, Овидия и других величайших поэтов человечества накопился
огромный словарный запас, латинские слова передают тончайшие оттенки
смысла там, где почти всякий другой язык будет бессилен. Одно
греческое слово "фобос" (страх) по-латыни это и "pavor", и "metus", и
"terror", но есть еще слово "timor", и именно этим последним
переводится слово "фобос", когда речь идет о страхе Божьем. "Timor"
(отсюда французское "timide" и "timidement") - это радостное робение
или же страх причинить боль, обидеть, страх потерять. Это очень важно
понять, чтобы наша духовная жизнь и наша жизнь в целом стала
нормальной.

Я боюсь волка или носорога, но я, когда вижу птиц в саду, тоже боюсь,
но боюсь спугнуть их громким голосом или резкими движениями. Кто-то
боится маму, потому что она может выпороть, а кто-то другой боится
свою маму огорчить или расстроить. Вот где кроется разница между чисто
человеческим страхом перед чем-то страшным и тем страхом Божьим,
который есть для нас всех сокровище драгоценнейшее.

Те сердитые православные молодые люди 90-х годов, для которых религия
связана прежде всего со страхом перед Уставом, перед тем, как бы не
нарушить пост или не совершить какого другого греха, мрачные, суровые,
внешне похожие на иноков и монашек, выбрали сегодня путь раба.
Понятно, почему - мы в советское время слишком долго были рабами,
поэтому теперь избавиться от рабской психологии нам трудно, даже почти
невозможно. Hо это необходимо, иначе и мы потеряем веру, как потеряли
ее наши прадеды и деды, отказавшиеся от Бога, ибо в Боге видели
несвободу. Понять их можно. Отказываясь от Бога умом, они продирались
к Hему сердцем; отвергая несвободу, они рвались именно к Богу, но
только не знали, что тот, кто им так нужен, кого им так не хватает, -
это именно Он, а не кто-то другой.

Безбожники конца прошлого века, которые уезжали в глубинку,
становились там земскими врачами, акушерками и учителями, были в
тысячу раз ближе к Иисусу, чем надутые охотнорядцы и чиновники, не
пропускавшие ни одной обедни. Hо эти чудные юноши и девушки нашего
прошлого, которые могли бы стать настоящими святыми, в сердце горя
Богом, увы, отвергали Его умом, не только не принимали Его, но
презирали и даже ненавидели. А ведь на самом деле отвергали они не
Бога, а только рабский к Hему путь. Так зачем же мы теперь снова
сворачиваем на эту тупиковую дорогу?