"Георгий Прокофьевич Чиж. К неведомым берегам " - читать интересную книгу автора

калач, стараясь прилечь на дно тележки, лязгая зубами. "Ишь, как его
треплет, беднягу", - соболезновал возчик, погоняя лошадей и опасливо
оглядываясь. Больной тем временем неловко и бессильно привалился к краям
кузова, и голова на ухабах крепко билась о жесткую обводку.
"Неладное дело..." - решил возчик и свернул с дороги к знакомому буряту
выпросить какую-нибудь телегу подлиннее - уложить больного.
Долго ахал сердобольный бурят, сочувственно кивая головой. Сбегал к
соседям; притащили длинную широкую телегу, заботливо устлали ее сеном и
уложили пышущее огнем тело на плотную душистую подстилку.
Двинулись потихоньку, провожаемые сочувствующими взглядами бурят.

Зной понемногу уже спадал, когда въехали в город. Ожили загнанные в
тень с полдня обитатели особняка Шелихова.
Наталья Алексеевна, в одном легком капоте, скрылась у себя в спальне,
Катя с десятимесячной Лизочкой и бегающим уже самостоятельно Васюткой
устроилась в садике при доме, в открытой беседке, среди густо разросшихся
высоких кустов желтой акации, бузины, рябины, лиственницы и молодых
длинно-иглистых кедров. Васютка, сидя на целой горе мягкого чистого песка,
заботливо пек пироги "к приезду папы". Сонная Катя помахивала веткой рябины,
охраняя безмятежный сон Лизочки в самодельном, на тяжелых сплошных колесах
детском возке. Приехавший накануне из Охотска дядя Василий - брат отца -
отдыхал в кабинете хозяина с холодным полотенцем на голове после вчерашней
встречи с друзьями. Он опускал время от времени полотенце в медный тазик со
льдом и вздыхал.
Ветка рябины в руках очнувшейся, насторожившейся Кати неожиданно
замерла... Катя прислушалась. Нет, не показалось: тяжелые скрипучие
половинки ворот перестали скрипеть. Кто-то медленно въезжал во двор. Кто же,
кроме отца?
Катя сорвалась с места. Она уже не слышала, как упал вслед за нею
опрокинутый столик, как всхлипнула, а потом запищала разбуженная Лизочка,
как вопил благим матом брошенный и испуганный резким движением Кати
несмышленый Васютка.
- Отец, отец! - кричала на бегу Катя. И вдруг остановилась. Во двор
медленно вползала незнакомая ей телега с конюхом Григория Ивановича на
козлах, но без него самого.
Широко раскрыв глаза и не подходя к чему-то неподвижному и страшному,
лежавшему на телеге, она с ужасом увидала, как с воплем кинулась вперед
мать, как рывками стала скидывать с телеги полушубок, плащ и, освободивши
голову отца, обнимала ее и, рыдая, повторяла: "Гриша, Гриша... посмотри на
меня!" Из дома сбегались люди.
Обвисшее тело потащили в комнаты. Мать поддерживала багровую до синевы
голову Григория Ивановича.
Пришла в себя Катя уже в спальне, облегченно вздохнула: жив! Чуть-чуть,
но все же шевелились малиновые губы отца, трепетали ноздри, со свистом и
неровно подымалась и опускалась грудь.
Больной, однако, не приходил в себя - горел в сильнейшем жару. "Рано
обрадовалась, - подумала Катя. - Что-то будет?" Становилось страшно.
Губернский доктор был в командировке, городской лекарь - в отъезде.
Дядя Василий предложил позвать подлекаря Бритюкова. "Этого доносчика,
причинившего столько горя всем Шелиховым?!"