"Георгий Прокофьевич Чиж. К неведомым берегам " - читать интересную книгу автора - Никогда! - отмахнулась от него плачущая Наталья Алексеевна. Она
вспомнила, как Бритюков валялся в ногах и вымаливал прощение у Григория Ивановича... - Нет, ни за что! - Попросит прощения небось успешнее еще раз, когда брата выходит... Тогда, быть может, и без просьбы обойдется, - насмешливо возражал Василий. - Нет, оставь, - повторяла Наталья Алексеевна. - Видеть его не могу. Проходил томительный день, другой - положение больного все то же. Василий решил сделать по-своему и, не спрашиваясь, пошел к Бритюковым. - Здравствуй, Василий Иванович, - холодно ответил подлекарь на приветствие, стараясь держать себя с подчеркнутым достоинством. Он хорошо осведомлен о том, что случилось в доме врага, и, решив набивать себе цену, спросил: - Давно приехал, Григорий Иванович? - Третьего дни, - отвечал Василий. - Да вот какая оказия вышла... - Захворал, что ли, кто у вас? - Да он, брат Григорий... Не знаем что - второй день без памяти. - Оправится, - небрежно процедил Бритюков, - Оправится, крепок. - Подь ужо, Бритюков, сам посмотри. Помоги, ежели понадобится. Подлекарь ответил не сразу и как бы в раздумье: - Много горя хлебнул я из-за него... Чуть не сгноил в кутузке... Разорил... Посмотри, как живу. Подымусь ли когда? - Не на него пеняй, на Биллингса. Зачем ему поддался, - сказал Василий. Но Бритюков, не слушая его, продолжал жаловаться: - Просил простить - выгнал... А теперь, слышь, нужен стал: помоги... Он исподлобья взглянул на Василия. - Выздоровеет, уже отыграешься тогда, поди... и делишки поправишь, - - А сама как? - спросил Бритюков. - Без нее не звал бы... Пойдем-ка! - Василий решительно направился к выходу. За ним, как был, без шапки, поплелся и Бритюков. На его поклон и "здравствуйте" Наталья Алексеевна молча чуть кивнула головой и, не глядя, ушла. "Однако язва баба, - подумал про себя подлекарь. - А, черт с тобой!" - махнул он рукой и прошел в комнаты за Василием. У постели Григория Ивановича сидела четвертая его дочь, Шура, и заботливо обмахивала полотенцем лицо больного. - Штору поднять, - резко потребовал Бритюков, подходя к постели. Внимательно и долго он всматривался в ненавистное ему лицо больного, потом приложил руку к горячему лбу Шелихова, поднял пальцем плотно сомкнутые веки, откинул одеяло, затем загнул к подбородку сорочку и стал выслушивать клокотавшую грудь. Потом попросил Василия приподнять больного, усадить его и стал выслушивать, постукивая по спине костяшкой согнутого указательного пальца. Наступило долгое томительное молчание. Слышалось только тиканье маятника подвешенных где-то недалеко часов. - Картина ясная, - изрек, наконец, Бритюков. - Особое воспаление легких, полагаю, крупозное воспаление, наиболее опасное. И стал приказывать непререкаемым тоном врача: - Закутать всю грудь и спину отжатой, влажной простыней, в несколько раз сложенной. На нее положить аккуратно большой лист плотной бумаги, непременно (он подчеркнул это слово несколько раз) сплошным листом, а на него - теплое шерстяное одеяло... И во все это закутать больного... - он |
|
|