"Леонард Коэн. Блистательные неудачники " - читать интересную книгу автора

для всех цветет сирень? Разве может Ф. меня чему-то научить? Он говорил, что
в шестнадцать лет перестал трахать лица. Эдит была прекрасна, когда я
впервые увидел ее в гостинице, где она работала маникюршей. Ее черные,
длинные, прямые волосы были мягкими - скорее как хлопок, чем как шелк. И
глаза у нее были черные - бездонно-непроницаемого черного цвета, в них
ничего нельзя было прочесть (кроме одного-двух исключительных случаев), как
в зеркальных солнечных очках. Она, кстати, часто носила такие очки. Ее губы
были не полными, но очень мягкими. Она целовалась расслабленно, как-то
нерешительно, как будто рот ее не мог выбрать себе место, чтобы задержаться.
Он скользил по моему телу, как новичок на роликовых коньках. Я всегда
надеялся, что он где-то наконец остановится и почувствует себя как дома,
приведя меня в экстаз, - но он все куда-то слишком быстро ускользал, так и
не найдя себе места, он ничего не искал себе, кроме равновесия, как будто
его влекла не страсть, а банановая кожура. Один Бог знает, что сказал бы обо
всем этом Ф., - ну да черт бы с ним. Я просто не мог вынести, что ее тянуло
к нему. Останься, останься, хотелось мне крикнуть ей в спертом воздухе
нашего подземелья, вернись, ну вернись же, неужели ты не видишь, что со мной
творится? Но она все ускользала - прыжок с поросячьих ступенек моих пальцев
на ноге к уху, - а моя мужская плоть разрывалась от боли, как ополоумевшая
радиомачта, вернись, вернись - нырок мне в глаз, который она как-то раз чуть
не высосала от усердия (ведь ей так мозги нравились), не туда, не туда -
вот, волосы задела на груди, как ласточка крылом, вернись, вернись в
Капистрано *, поет мой член, но она перескакивает на коленку - чувственная
пустыня, - исследует ее так предметно, как будто там спрятан замок
медальона, который ее язык должен раскрыть - как меня бесит пустая трата
языка! - теперь, как мокрое белье, он спустился по стиральной доске ребер,
ее рот хочет, чтобы я перевернулся на живот, чтобы он мог как на
американских горках прокатиться мне по позвоночнику или еще какую-нибудь
глупость вытворить, нет, не буду я переворачиваться и надежду свою сжигать,
ниже, ниже давай, вернись, вернись обратно, не буду я его к брюху прижимать,
как в раскладушку укладывать, Эдит, Эдит, Господи, сотвори чудо на небесах,
не заставляй меня просить ее об этом!...Никак не думал, что все наболевшее
вот так возьмет и наружу выплеснется. Очень трудно за тобой ухаживать,
Катерина Текаквита, потому что лицо твое покрыто оспинами, а любопытство
неуемно. Разок лизнет там, разок - здесь, вроде лукаво манит короной,
ведущей к славе, словно ненароком мелькнут зубки горностаевые, и тут же в
немилость попал, как будто архиепископ внезапно узнал, что не на ту голову
корону возложил, ее слюна холодеет, как сосулька, высыхая на теле моем, а
член мой, недвижный, как вратарь, следящий за мячом, безнадежный, как
обреченный на разрушение соляной столп, уже смирился в итоге с одинокой
ночью, убаюканный моими собственными руками, Эдит! Я раскололся и поделился
этим с Ф.
______________
* В популярной в 60-е годы в Канаде итальянской песне шла речь а
ласточках, возвращающихся в селение Капистрано

- Вот слушаю я тебя и завидую, - сказал Ф. - Неужели ты не понимаешь,
что она тебя любит?
- Мне надо, чтобы она любила меня по-моему.
- Ты должен научиться...