"Владимир Колин. Снега Арарата" - читать интересную книгу автора

единственном, с чем можно было сравнить странный материал сосуда.
В том, что даже он вынужден был прибегнуть к миру фантастического, я
увидел подтверждение моего предчувствия чуда, присутствие которого я уловил
в восторге, охватившем меня сразу же, как только я вступил в пещеру.
- Орикальк, - подтвердил я с радостным воодушевлением.
- Абсурд, - возмутился вдруг Гурген. - Ведь мы же не дети!
Я, напротив, чувствовал, что все более переношусь в чудесный мир
детства.
- Знаешь что? Сними-ка свои усики, - сказал я, но Гурген быстро
направил на меня ослепляющий луч фонаря.
В его голосе прозвучало подлинное беспокойство, когда он спросил: - Ты
что, спятил?
- Убери от моих глаз свет! -И вдруг мне показалось, что мои слова
приобрели какой-то особый смысл: ведь мои глаза знали свет, который ему был
недоступен. - Или погоди ... Я не брежу, не бойся ...
- Тем лучше, - пробормотал он. - Мы и так потеряли массу времени.
Помоги мне открыть эту чертовщину ...
Его практическое предложение напомнило мне, что я даже не задумался о
том, можно ли открыть сосуд.
Есть ли у него крышка, необычайная форма которой дополняет его
фантастические линии? Мы поставили фонари на пол и подошли к сосуду. Мы не
знали, следует ли поднять или отвинтить его крышку, прилегавшую настолько
плотно, что я сомневался, существует ли она на самом деле, но достаточно
нам было приблизить к ней пальцы, как верхняя часть сосуда отскочила сама
собой. Все длилось какую-то долю секунды. Движение было совершенно
неожиданным, и мы оба невольно отпрянули. Крышка встала на место, и в
каменном зале разлился сильный и устойчивый аромат, нам совершенно
незнакомый. У меня было ощущение, что, протянув руку, я смогу схватить этот
запах, хотя он, разумеется, был неощутим и поражал странной тонкостью,
позволявшей ему забираться к нам под кожу, проникать в нас, тем самым
похищая у нас способность определить его. Но, едва перестав его чувствовать
(а это случилось почти тотчас же после того, как сосуд закрылся сам собой),
мы оба, я и Гурген, наклонились, подняли по кусочку какого-то белого
вещества и начали рисовать на каменном полу.
Ни один из нас не передвинул фонари, свет которых падал на сосуд, и не
понял, что он не видит, что рисует.
Мы стояли на коленях, не замечая темноты, и быстро и уверенно водили
белыми палочками (это был не мел, а что-то вроде глины) по довольно
гладкому камню.
Я помню, что за все время, пока длилось это довольно странное занятие,
мы не взглянули друг на друга и не обменялись ни словом. Достойный,
просвещенный и нетерпеливый Гурген развлекался, как ребенок.
Мне кажется излишним уточнять, что ни один из нас не знал, что делает,
не собирался рисовать и не мог бы сказать, какие формы сложатся из линий,
которые он старательно протягивал. Тем больше было наше удивление, когда
мы, оба одновременно, встали и, опомнившись, взглянули друг на друга.
- Что за черт? ...
Гурген не кончил своей фразы. По сути, он и сам чувствовал, что что-то
произошло, но не знал, что именно. С минуту мы оба смотрели на
металлический сосуд. Потом, словно по знаку, каждый схватился за свой