"Уилки Коллинз. Тайный брак " - читать интересную книгу автора

Я чувствовал, как исчезали лучи света, доходившие до меня от
распростертой руки другой женщины.., и мой взор обратился к холмам. Она
восходила опять к высоким, светлым облакам, но иногда останавливалась,
оглядывалась на меня и, сложив руки крестом на груди, грустно склоняла
голову. Когда я взглянул на нее в последний раз, она взошла до облаков,
потом я ничего уже не видел, потому что смуглая женщина, увлекавшая меня к
лесу, все сильнее и сильнее сжимала меня в своих объятиях, ее страстные губы
прижались к моим.., и мне казалось, что ее длинные волосы опутали нас обоих,
становясь как бы завесою между мною и далекими холмами, залитыми светом, по
которым другая женщина медленно поднималась к светлым облакам.
А я все шел вперед в объятиях смуглой красавицы.., я шел, а кровь у
меня кипела, дыхание было тяжело до той минуты, пока мы не достигли
уединенного убежища посреди дремучего лабиринта. И там, окутав меня широкими
складками своего туманного одеяния, она прижалась своими пылающими щеками к
моим щекам и нашептывала мне на ухо волшебную мелодию. Внимая ей посреди
тишины ночной, посреди окружающего нас мрака, я забыл женщину, спустившуюся
с светозарных вершин, забыл все, чтобы душою и телом предаться смуглянке,
вышедшей из леса.
На этом кончился мой сон, и я проснулся.
Было совсем светло, солнце ярко светило, ни одного облачка не было на
небе. Я взглянул на свои часы: они остановились. Вскоре на стенных часах
пробило шесть.
Окончание моего сна с особой живостью запечатлелось в моей памяти. Не
предсказание ли это моей будущности выразилось в таких странных сновидениях?
Но к какой конкретной решимости мог привести меня этот сон, как и все сны на
свете? И зачем этот сон не совсем закончился? Зачем не представлял он мне
последствий изображенного им действия?.. Сколько суеверия в этом вопросе! Ну
заслуживает ли внимания какой-нибудь сон?
А между тем этот сон произвел на меня глубокое впечатление. В первое
время я этого не замечал, но впоследствии хорошо припомнил себе это. С
дневным светом, возвращающим крепость духу и живость чувству, мне легко было
изгнать из воображения или, скорее, из совести довольно сильное стремление
различать в этих двух образах, вызванных сном, типы двух живых созданий,
имена которых мои губы произносили с трепетом, но никак не мог я изгнать из
сердца усладительные ощущения любви, вызванные сном в моих чувствах. Эта
ночь должна иметь свои результаты, и с каждою минутой ужасала она меня
постепенным усилением пережитых впечатлений.
Если б прежде когда-нибудь стали меня уверять, что одно появление
дневного света придаст мне духу и смелости, я пренебрег бы таким обидным
предположением, а между тем это было так. С появлением дневного света
исчезли мои грустные и запутанные мысли, страх и муки, терзавшие меня во
время ночной борьбы. Сохранился только грациозный образ Маргреты да любовь,
возбужденная ею, и эта любовь без труда восторжествовала над всем. А что
стало с моими убеждениями? Не то же ли, что с туманом ночи, рассеянным
утренними лучами? Не знаю, но я был молод, а в мои годы каждое новое утро
есть пробуждение сил молодости, как и природы.
Я вышел из кабинета, вышел и из дома. Меня не тревожили уже возможные
последствия нового чувства во мне. Словно я оставил у двери своего кабинета
всякую грустную мысль, словно мое сердце, прострадав долгую бессонную ночь,
воспрянуло еще с большею силою. Насладиться в настоящем, надеяться на