"Роберт эрвин Говард. Конан-варвар из Киммерии (сб.) Пролог. Гиборийская эра" - читать интересную книгу автора

без ушей, прежде чем кривые клювы обрывали нить его жизни.
И, не оглядываясь больше, погнал коня в сторону города - стройный,
ловко сидящий в седле, в сверкающих доспехах. Рядом скакали его могучие
бородачи, поднимая дорожную пыль.
Смеркалось. Вся округа, казалось, вымерла. На расстоянии, доступном
взгляду, не было ни единой души. Для распятого капитана Кауран, что был
всего лишь в миле, мог с таким же успехом находиться в далеком Кхитае или
существовать в другом столетии.
Конан стряхнул пот со лба и обвел мутнеющим взором такие знакомые
места. По обе стороны от города и за ним тянулись пышные луга, стояли
виноградники, мирно паслись стада. На горизонте виднелись селения. Ближе,
на юго-западе, серебристый блеск обозначал русло реки, за которой сразу же
начиналась пустыня и тянулась до бесконечности.
Конан оглядывал раскинувшиеся вокруг просторы, как ястреб, попавший в
силок, смотрит в небо. Загорелое тело киммерийца блестело в лучах
заходящего солнца. Гневная дрожь охватывала варвара, когда он бросал
взгляд на башни Каурана. Этот город предал его, запутал в интригах - и вот
он висит на деревянном кресте, словно заяц, прибитый к стволу дуба метким
копьем.
Неуемная жажда мести затмевала все другие мысли. Проклятия лились из
Конана сплошным потоком. Вся вселенная сейчас для него заключалась в
четырех железках, ограничивших его свободу и жизнь. Вновь, как стальные
канаты, напряглись могучие мышцы, и пот выступил на посеревшем теле
киммерийца, когда он, используя плечи как рычаги, попробовал вытянуть из
креста длинные гвозди. Тщетно - они забиты как следует. Тогда он попытался
содрать ладони сквозь шляпки, и не дикая боль остановила его, но
безнадежность. Шляпки были слишком толстые и широкие.
Впервые в жизни гигант почувствовал себя беспомощным. Голова его
упала на грудь...
Когда раздалось хлопанье крыльев, он едва смог приподнять голову,
чтобы увидеть падающую с неба тень. Он инстинктивно зажмурился и
отвернулся, так что острый клюв, нацеленный в глаз, только разодрал щеку.
Изо рта Конана вырвался хриплый отчаянный крик, и напуганные стервятники
разлетелись. Впрочем недалеко.
Он облизнулся и, почувствовав соленый привкус, сплюнул. Жестокая
жажда мучила его: минувшей ночью он как следует выпил, а вот воды ни
глотка не сделал с самого утра перед боем на площади. Он смотрел на
дальнюю речную гладь словно грешник, выглянувший на миг из адской печи. Он
вспоминал упругие речные потоки, которые ему приходилось преодолевать,
рога, наполненные пенистым пивом, кубки искристого вина, которые ему
случалось по небрежности или с перепою выливать на полы трактиров. И
крепко стиснул челюсти, чтобы не завыть от необоримого отчаяния.
Солнце спускалось за горизонт - мрачный бледный шар погружался в
огненно-красное море. На алом поле неба, словно во сне, четко
вырисовывались городские башни. Конан взглянул вверх - и небосвод отливал
красным. Это усталость застила ему глаза багровой пеленой. Он облизнул
почерневшие губы и снова глянул на реку. И река была алой.
Шум крыльев вновь коснулся слуха. Он поднял голову и горящими глазами
смотрел на силуэты, кружившие вверху. Криком их уже не испугаешь. Одна из
громадных птиц начала снижать круги. Конан изо всех сил запрокинул голову