"Д.Мак-Грегор. Седьмая невеста ("Конан")" - читать интересную книгу автора

богобоязненного евнуха излить поток проклятий на голову ни в чем не
повинного Эрлика. Именно он, этот суровый туранский бог, через пророка
своего Тарима испытывает человека лишениями и страданиями.
Но - как рассуждал Бандурин - Эрлик все же должен понимать, что не все
люди расположены страдать. Лично он, создание нежное и духом и плотью,
намерен жить благостно и покойно, а за подвиг сей лелеять и холить себя,
любимого, того же ожидая и от бога с его пророком. И хотя в кусты он
свалился по собственному недогляду, досталось все же бедному Эрлику, коего
евнух назвал грязным недоумком, ублюдком и даже бородатой свиньей.
Выдираясь из объятий коварных роз, Бандурин тихонько подвывал, горячо
надеясь, что стража не заметит его тушу возле караван-сарая, куда дворцовым
обитателям вход был строго-настрого запрещен: мало ли какие тайны приспичит
разузнать заезжим, а на патриотизм своих сановников и малоумный Илдиз не
слишком рассчитывал. Нарушившего же запрет ожидало страшное наказание в виде
ямы, полной змей и пауков.
Однажды Бандурин осмелился подойти к ней и посмотреть на несчастного,
невесть за какие прегрешения туда угодившего. Много ночей после снились ему
столапые и стохвостые чудовища, впивающие в его плоть свои ядовитые жала и
зубы. И тогда евнух дал себе клятву никогда не преступать закон, быть
послушным богам (на всякий случай - всем богам, что только существуют на
этом свете) и время от времени подавать кое-какую мелочь нищим.
Так что сейчас, вытягивая короткую мясистую шею и сам себе напоминая
тем самым аиста - а Бандурин всегда заблуждался по поводу собственной
внешности, и в данный момент был похож скорее на вытянувшего шею бегемота, -
бедный евнух дрожал от страха и молился только что оскорбленному им Эрлику,
выпрашивая лунное затмение или, на худой конец, дождь, способный прогнать
стражу в их уютные теплые домики.
То ли Эрлик внял просьбам Бандурина, то ли Тарим уговорил его помочь
влюбленному скопцу, но стражников поблизости не оказалось, и евнух, жалобно
пища от ужаса, на четвереньках обполз шеренгу розовых кустов и вскоре проник
в караван-сарай.
Судя по обстановке внутри дома, Илдиз Туранский не слишком благоволил
гостям своим. Обшарпанные стены, Двери, грустно висящие на одной петле, а то
и вовсе отсутствующие, грязный пол, весь в дырах и трещинах, застоявшаяся
вонь неизвестного происхождения - если учесть, что караван-сарай возвели
всего-то пять лет тому назад, разрушения эти не поддавались объяснению.
Бандурин же, впервые попавший сюда, со свойственной ему проницательностью
сразу решил, что, видимо, по мысли архитектора сего сооружения гости не
должны были задерживаться здесь надолго; а если б кому и пришла в голову
такая странная идея - остаться еще на пару деньков, - суровые стражи, каждое
утро возникающие в проемах дверей немым укором, и самого стойкого заставили
бы поторопиться.
Крадучись, евнух прошел до конца длинного коридора, всякий миг опасаясь
низвержения утробно трещащего по толка, и наконец страшное путешествие его
завершилось: он стоял возле комнаты юного лютниста, коего отлично видел
сквозь дыру шириною в два пальца меж наличником и дверью. Мальчишка
полулежал на узком топчане, подперев го лову тонкой рукой, и улыбался,
слушая чей-то шепот.
Кто мог быть здесь в такое время, когда тьма уже сгустилась над
Аграпуром? Вор? Но красть у нищих гостей императора, кои в большинстве своем