"Д.Мак-Грегор. Седьмая невеста ("Конан")" - читать интересную книгу автора

ком. Во всяком случае, пока...
- Что же делать, любимый?
Алма встревоженно смотрела на него огромными чистыми глазами, и он
впервые не нашел, что ей ответить.
- Что же делать? - повторила она, кажется, не ожидая уже ответа.
Но Конан все же ответил:
- Не знаю, девочка. Клянусь Кромом, не знаю.

* * *

В сумерках прогуливаясь по императорскому саду, Бандурин то и дело
бросал мечтательные взгляды в сторону караван-сарая; мысленно же он был там
постоянно. В душе его, такой же мясистой, как и тело, уже начинали свою
песню сладострастные голоса любви - запредельно высокие, бесполые,
бездушные, - заставляя скопца корчиться душными ночами на одиноком ложе
своем. Как сильное насекомое уничтожает более слабое, так жажда плотских
утех, неутоленная, а потому все более мучительная, постепенно сжирала все
прочие желания и мысли Бандурина.
Он даже забыл о суровых стражниках, охраняющих караван-сарай от
посторонних, о яме с пауками и змеями, о гневе Эрлика и пророка его Тарима;
лишь инстинкт само сохранения заставлял его дождаться темноты, но только над
Аграпуром повисал мрак, и скопец ломился через сад как безумный, тряся
жирами, сокрушая кусты и цветы, падая, сопя и по привычке попискивая.
Увы. Юноша смотрел на него по-прежнему бесстрастно, хотя и понял, в чем
заключается истинная цель визитов евнуха.
Прекрасные синие глаза его холодели при виде жирной туши влюбленного,
превращались в прозрачные льдинки, к коим Бандурину так и хотелось
прикоснуться пальцем, чтобы ощутить обжигающий холод, особенно чудесный в
вечно жарком туранском климате.
Евнух приносил ему драгоценные безделушки, за годы службы наворованные
у императорских жен, фрукты, которые срывал по пути в караван-сарай,
великолепные вина, купленные в лучшем аграпурском винном погребе... Юный
лютнист принимал подарки спокойно, не отвергая, но и не благодаря
подносителя; жаль, но при этом глаза его не становились теплее. Он умудрялся
смотреть сквозь все жиры евнуха будто сквозь стекло. Ни разу полные нежные
губы его не шевельнулись, произнося слова - молча он сидел на узком топчане
своем, молча перебирал тонкими пальцами струны лютни и молча отворачивался,
когда Бандурин наконец уходил.
Пухлые руки скопца так и не прикоснулись к бархатной коже Диниса, и в
пустоту проваливались все вдохновенные речи его, все комплименты,
подготовленные заранее - мальчишка словно не слышал ничего. Евнух подумал
было, что он заколдован (хотя бы тем же коварным Эрликом), и мысль сия
пришлась ему по вкусу, но потом со вздохом вынужден был признать, что,
вероятнее всего, Динис просто не оценил пока его представительной внешности
и высокого положения в императорском дворце. Следовало подождать, дать ему
время открыть сердце для любви, какой он не испытал еще по чистоте своей да
по молодости лет, и Бандурин готов был ждать сколько понадобится, ибо и он,
несмотря на преклонные уже года, подобной любви до сих пор не испытывал.
Слышал он прежде, что такая любовь прекрасна, не верил, но завидовал; и
вот теперь выяснилось, что не верил он правильно - ничего прекрасного в сем