"Андре Олдмен. Заговор Теней ("Конан") " - читать интересную книгу автора

себе на живот и полез наружу.
Снедаемый любопытством, Бертудо все же дочитал положенное, мазнул за
неимением елея лоб королевы грязью, и только тогда покинул шалаш.
Картина, представшая его глазам снаружи, была достойна удивления.
Четверо шаманов, потрясая над плешивыми головами человеческими берцовыми
костями, служившими и магическими посохами, и боевыми дубинками, командовали
оравой дикарей, тащивших на плечах два огромных продолговатых кокона. Жрец
признал в белесых нитях липкую паутину гигантского паука грху, существа
грозного с виду, но совершенно безвредного и робкого нравом. Аборигены
использовали паутину в качестве веревок, когда им удавалось захватить в плен
врага - песьеголового, леопарда или дикаря из соседнего племени. Редко, но
подобное случалось, и тогда возле шалаша королевы устраивалось настоящее
празднество: шаманы каркали свои молитвы, молодежь радостно предавалась
плотским утехам, старики колотили друг друга суковатыми дубинками и
бросались камнями, так что после торжеств съедали обычно не только пленника,
но и пяток-другой забитых насмерть сородичей. Однако ни разу еще Бертудо не
видывал, чтобы дикари захватили сразу двух пленников.
Крыгтпрыга распорядился отнести коконы к торчавшим поодаль кольям.
Кривые столбы служили ыухе чем-то вроде идолов и хотя представляли собой
просто комли с ободранной корой, шаманы регулярно смазывали их собственными
испражнениями, бормоча и поджимая левую ногу, что означало у них верный
признак религиозного экстаза. Как ни протестовал Бертудо, как ни доказывал,
что Митра запрещает творить кровавые требы, уразуметь сие было выше
дикарского мировосприятия, и жрец, удалясь в свою хижину, всякий раз после
жутких обрядов горячо молился, испрашивая у Всемилостивого прощения для
своих подопечных.
Носильщики, подобно муравьям, потащили свою добычу к месту
жертвоприношения. Опустив коконы в грязь, шумя и толкаясь, они принялись
отдирать липкие нити, что должно было причинять пленникам не слишком
приятные ощущения. Однако из-под пут не доносилось ни звука.
Вскоре причина этому объяснилась: когда липкие нити были отброшены в
сторону, взору предстали два недвижных тела - могучего черноволосого
мужчины, явно не принадлежащего к вендийским племенам, и юной девушки, судя
по всему, местной уроженки. Аргосец разглядел багровые пятна на их шеях и
понял, что пленники стали жертвами летающих игл, которыми весьма искусно
владели жрецы, выплевывая их через полые травяные трубочки. Иглы смазывали
ядом священной лягушки, способным вызвать глубокий сон, а иногда и смерть -
в зависимости от концентрации. К счастью, отметил жрец, люди дышали.
"К счастью ли?" - тут же поправил себя он. Пожалуй, пленникам лучше
было бы сразу проститься с жизнью. Усыпление летающими иглами - редчайшая
удача для дикарей, а посему спящих ждет длительный и мучительный обряд
умерщвления. Жрец знал, что яд священной лягушки не действует на животных, а
песьеголовые имели плотную шерсть и крепкую одежду, непробиваемую для
летающих игл. Бертудо лишь однажды присутствовал на празднестве, устроенном
ыухе по поводу пленения несчастного вендийца, имевшего неосторожность
забрести в эти гиблые места. Жрец содрогнулся, вспомнив, что проделали ыухе
со своей жертвой, прежде чем съесть несчастного. Тогда он целую седьмицу не
покидал своей хижины, вымаливая прощение у Митры: своим подопечным, за
темноту их и порожденную невежеством жестокость, и себе - за то, что не смог
остановить варварский обряд. Единственным утешением служила отходная