"Андре Олдмен. Заговор Теней ("Конан") " - читать интересную книгу автора

ерошила жесткие волосы киммерийца, а его пальцы ласкали нежную девичью кожу,
и ветер, дувший с воды, приносил запахи лотосов и пряный аромат диких роз,
густо растущих по берегам водоема. Пряные запахи, кpужившие голову... И все
же чутье варвара уловило неприятный запах, едва ощутимый, относимый ветром,
но заставивший его мгновенно вскочить, подхватив ножны с мечом...
И все. Дальше была жгучая боль, ударившая чуть выше левой ключицы, и
тьма. А потом, когда глаза привыкли к полумраку и тошнотворный смрад
перестал выворачивать внутренности, он увидел улыбающихся мертвецов.
Один из них, худой, словно узник, извлеченный после многих лет
заточения из каменного мешка случайным доброхотом, шагнул вперед и, уставив
на Конана узловатый черный палец, каркнул: "Мтргадргу!" Визг, вопли и стоны
вырвались из темнеющих ртов, мертвецы упали на колени и принялись с
чавканьем окунать уродливые лица в зловонную жижу.
Конан напряг мускулы и почувствовал что-то липкое, крепко держащее
запястья и лодыжки, сжимающее грудь так, что трудно было дышать. Опустив
глаза, он увидел свое обнаженное тело, опутанное белесыми нитями, упругими,
но прочными, как железные цепи. Чуть в стороне киммериец разглядел кривой
кол, к которому была привязана вендийка.
Шея болела, всю левую часть груди жгло, словно палач поставил на коже
клеймо раскаленным железом. Кром! Навряд ли душа покойного станет мучиться
раной, полученной при жизни. Жрецы говорят, что обитатели Серых Равнин
испытывают душевные терзания, тоску бесприютности и отчаяние вечных
скитаний, но не физическую боль. Значит, он все еще на этом свете и может
бороться. Вот только как, хотелось бы знать?!
Снова глянув на странных созданий, столь ловко его пленивших, киммериец
обнаружил среди них человека, чей облик, несмотря на бронзовый загар и
въевшуюся в кожу грязь, выдавал хайборийца. Это был старик в лохмотьях,
хранивших еще признаки жреческой тоги. Прямой нос, слегка вьющиеся, все еще
темные, хотя и тронутые сединой волосы, и черные, похожие на миндалины глаза
выдавали южанина, зингарца или аргосца. Варвар никогда не питал особых
симпатий к заносчивым сынам этих народов, но сейчас обрадовался бы и ваниру,
окажись кто-нибудь из извечных врагов киммерийцев рядом.
- Кто ты? - с трудом двигая распухшим языком, спросил Конан
по-зингарски.
Старик вздрогнул, словно его ударили. Потом вдруг наклонился, зачерпнул
пригоршню грязи и швырнул в пленника. Теплый комок угодил киммерийцу в
плечо, болотная жижа стекла, немного приглушив жгучую боль.
Решив, что хайбориец на стороне дикарей и желает сим жестом доказать
свою преданность, варвар издал хриплое рычание и рванулся так, что зашатался
удерживающий его кол. Однако паутина лишь слегка растянулась и снова
привлекла его тело к мертвому стволу: пауки грху, хоть и питались лишь
гигантскими бабочка-мимохао и мелкими грызунами, нити плели столь крепкие,
что в них иногда запутывались коровы, сдуру забредшие в чащу.
Однако Конан судил неверно. Старик что-то сказал окружавшим его дикарям
и подошел к пленнику.
- Меня зовут Бертудо, - сказал он по-аргосски, но с таким странным
выговором, что киммериец его едва понял. - Согласно данным обетам, я живу
среди дикарей, дабы просвещать их. Кто ты, юноша, и как попал в наши гиблые
края?
- Я с севера, - сказал Конан, у которого появилась слабая надежда, что