"Джозеф Конрад. Теневая черта (Повесть. Перевод А.Полоцкой) " - читать интересную книгу автора

что-нибудь худшее, чем последняя отчаянная вылазка болезни, от которой мы
бежали к чистому дыханию моря.
Если бы только это дыхание было немножко сильнее! Как бы то ни было,
против лихорадки существовал хинин.
Я пошел в запасную каюту, где стоял аптечный шкаф, чтобы приготовить
две дозы. Я открыл его, полный веры, что человек открывает чудотворную
раку. Верхняя часть была занята коллекцией четырехугольных склянок,
похожих друг на друга, как горошины. Под их аккуратным строем было два
выдвижных ящика, битком набитых всякой всячиной - бумажными пакетиками,
бинтами, коробками с ярлыками. В одном из отделений нижнего ящика хранился
наш запас хинина.
Здесь было пять бутылок, все круглые и все одного размера. Одна была
заполнена на одну треть. Другие четыре еще завернуты в бумагу и
запечатаны. Но неожиданностью для меня был лежавший на них конверт.
Квадратный конверт, явно взятый из судового запаса канцелярских
принадлежностей.
Он лежал так, чтобы я мог видеть, что он не запечатан, и, схватив его и
перевернув, я убедился, что он адресован мне. Он содержал листок почтовой
бумаги, который я развернул со странным ощущением чего-то таинственного,
но без всякого возбуждения, как во сне, когда люди сталкиваются с
необычайным и сами поступают необычно.
"Дорогой капитан", - начиналось письмо, но я прежде всего посмотрел на
подпись. Оно было от доктора. Помечено тем днем, когда, вернувшись из
госпиталя от мистера Бернса, я застал добряка доктора ожидающим меня в
каюте и когда он сказал мне, что, поджидая меня, занимался осмотром моего
аптечного шкафа. Как странно!
Полагая, что я вернусь с минуты на минуту, он развлекался писанием мне
письма, а затем, когда я вошел, поспешил засунуть его в аптечный шкаф.
Довольно странный поступок. Я в недоумении обратился к письму.
Крупным, торопливым, но разборчивым почерком этот славный человек - из
любезности или, что более вероятно, побуждаемый непреодолимым желанием
выразить свое мнение, которым он не хотел преждевременно омрачать мои
надежды, - предостерегал меня от чрезмерных упований на благодетельное
действие моря.
"Я не хотел усугублять ваше беспокойство, обескураживая вас, - писал
он. - Боюсь, что, с точки зрения медика, вашим неприятностям далеко еще не
конец". Словом, он думает, что мне придется бороться с вероятным рецидивом
тропической лихорадки. К счастью, у меня большой запас хинина. Я должен
возложить на него упование и упорно давать его, и здоровье экипажа
несомненно улучшится.
Я скомкал письмо и сунул его в карман. Рэнсом отнес больным в кубрик
две большие дозы. Что касается меня, то я не пошел на палубу. Я подошел к
двери мистера Бернса и сообщил ему еще и эту новость.
Невозможно сказать, какое впечатление она произвела на него. Сначала я
подумал, что у него отнялся язык.
Голова его ушла глубоко в подушку. Но он все-таки мог шевелить губами и
сказал, что чувствует себя гораздо крепче: утверждение удивительно
неправдоподобное.
В тот день после полудня я стал на вахту, точно так оно и следовало.
Великая знойная тишина окутывала судно и, казалось, держала его