"Джозеф Конрад. Конец рабства (Повесть. Перевод А.Кривцовой) " - читать интересную книгу автора

Пиши мне откровенно.
Она ответила ему, чуть заметно кивнув головой. У нее были глаза матери,
на мать она походила и характером и тем, что понимала его без слов.
И действительно, ей пришлось написать. Читая эти письма, капитан Уолей
иной раз поднимал свои седые брови. Впрочем, он считал, что жизнь щедро
его наградила, дав ему возможность удовлетворять просьбы дочери.
Такой радости он не испытывал с тех пор, как умерла жена. Характерно
для него, что неизменные неудачи зятя пробуждали в капитане Уолее
дружелюбное чувство к неудачнику. Парень так часто садился на мель, что
несправедливо было бы объяснять это одним безрассудством.
Нет! Капитан понимал, в чем тут дело. Не везет! Ему самому удивительно
везло; но слишком много хороших людей, пришибленных постоянным невезеньем,
- людей самых разнообразных, не только моряков, - перевидал он на своем
веку, чтобы не подметить зловещих признаков.
Когда он размышлял о том, как сберечь каждый пенни, пронеслись первые
грозные слухи (настигли они его в Шанхае), а за этими слухами последовал
великий крах.
Ужас, сомнение, негодование, - через все это он прошел и наконец должен
был признать тот факт, что никакого наследства он оставить не может.
Его подстерегала еще одна катастрофа: неудачник там, в Мельбурне,
отказался от своей проигрышной игры и окончательно сел на мель - на этот
раз в кресло инвалида. "Он никогда не сможет ходить", - написала его жена.
Впервые за всю свою жизнь капитан Уолей почувствовал растерянность.
Теперь "Красавице" пришлось всерьез взяться за работу. Речь шла уже не
о том, чтобы поддержать славу Гарри Уолея Сорви головы или снабдить
старика карманными деньгами, новым костюмом и несколькими сотнями
первосортных сигар, за которые он платил по счету в конце года. Он должен
был сократить расходы и отпускать самую незначительную сумму на позолоту
резьбы на носу и корме "Красавицы".
Тогда глаза его открылись, и он увидел, какие грандиозные перемены
произошли в мире. От прошлого остались только знакомые имена, но вещи и
люди, какие он знал раньше, исчезли. "Гарднер, Патисон и К°" все еще
красовалось на стенах складов, на медных дощечках и витринах, на
набережных и в деловых кварталах многих восточных портов, но в фирме уже
не было ни Гарднера, ни Патисона. В частной конторе фирмы капитан Уолей
уже не мог более рассчитывать на радушный прием, удобное кресло и выгодную
сделку, какую предлагали старому другу в память былых услуг. Зятья
Гарднера сидели за конторками в той самой комнате, куда капитан, давно уже
не служивший в фирме, всегда имел доступ при старике Гарднере. Их суда
были украшены теперь желтыми трубами с черными верхушками, и в конторе
имелось расписание рейсов, похожее на расписание трамваев. Декабрьские и
июньские ветры не имели для них значения; их капитаны (прекрасные молодые
люди - в этом он не сомневался) были, конечно, знакомы с островом Уолей,
ибо не так давно правительство поставило белый маяк на северном конце
острова (и красный - у рифа Кондор), но они удивились бы чрезвычайно, если
бы узнали, что Уолей во плоти все еще существует, - капитан Уолей, старик,
блуждающий по свету и пытающийся подцепить груз для своего маленького
барка.
И всюду было то же самое. Ушли люди, которые, услышав его имя, кивали
одобрительно и считали своим долгом сделать что-нибудь для Гарри Уолея