"Фенимор Купер. Долина Виш-Тон-Виш " - читать интересную книгу автора

кажется, образом, это известие было воспринято с чувством благоговейного
страха. Доктрина и религиозное рвение были на время забыты из уважения и
привязанности, бессознательно возникших под совместным влиянием непреклонной
суровости его облика и неоспоримых добродетелей его образа жизни. Старейшины
поселения беседовали с ним откровенно и сочувственно, но голос примирения и
духовного единения прозвучал слишком поздно. Он выслушал доводы слуг Божьих,
собравшихся из всех прилегающих приходов, с угрюмым уважением и
присоединился к молитвам о просветлении и научении, возносившимся по этому
случаю, с глубоким почтением, с каким всегда припадал к подножию
Всемогущего. Но он делал то и другое с настроением, проникнутым слишком
сильной духовной гордыней, чтобы его сердце открылось навстречу этому
сочувствию и любви, которые, будучи присущи нашим мягким и снисходительным
догматам, должны бы быть заботой тех, кто призывает следовать своим
наставлениям. Все, что было пристойно, и все, что было привычно, было
сделано. Но намерение упрямого сектанта осталось неизменным. Его
окончательное решение достойно того, чтобы привести его здесь.
- Моя юность была растрачена в безбожии и невежестве, - заявил он, - но
в свои зрелые годы я познал Господа. Почти сорок лет я не покладая рук искал
истину, и все это тяжкое время провел, подливая масло в свои светильники,
чтобы не быть захваченным врасплох, подобно глупым девственницам. А теперь,
когда я препоясал свои чресла и моя жизнь близка к закату, стану ли я
вероотступником и лжесвидетелем Слова? Я многое претерпел, как вы знаете,
покинув суетные владения моих отцов и столкнувшись с опасностями океана и
суши во имя веры. И чем продолжать владеть наследием предков, я еще раз с
радостью посвящу себя голосам дикой природы, досугу, потомству и, если будет
на то воля Провидения, самой жизни!
День расставания был днем неподдельной и всеобщей печали. Несмотря на
замкнутость старика и почти непреклонную суровость лица, его угрюмая натура
нередко источала струйки добросердечия в поступках, не допускавших неверного
истолкования. Едва ли нашелся хоть один юноша, делающий первые шаги в
кропотливом и неблагодарном труде земледельца в поселении, где он жил,
округе, никогда не считавшемся ни доходным, ни плодородным, кто не мог бы
припомнить неведомую доброжелательную помощь, исходившую от руки, которая
окружающему миру казалась сжатой в кулак во имя осмотрительной и запасливой
бережливости. Никто из единоверцев по соседству с ним не вверял своей судьбы
узам супружества, не получив от него свидетельства заинтересованности в их
земном счастье, что для них означало нечто большее, чем просто слова. В то
утро, когда фургоны, громыхая домашней утварью Марка Хиткоута, покинули
порог его дома и направились в сторону океана, ни один взрослый человек на
много миль от его жилища не захотел лишить себя интересного зрелища.
Расставанию, как обычно во всех серьезных случаях, предшествовали гимн и
молитва, а затем сурово настроенный искатель приключений расцеловался со
своими соседями с выражением, в котором сдержанный внешний вид причудливо
боролся с чувствами, не раз угрожавшими прорваться даже сквозь непреодолимые
барьеры усвоенной им манеры поведения. Жители каждого придорожного дома
вышли на улицу, чтобы получить и вернуть прощальное благословение. Не раз
те, кто правил его упряжками, получали приказ остановиться, и всех ближних,
обладающих свойственными людям желаниями и ответственностью, призывали
вознести молитвы за него, отъезжающего, и за тех, кто остается. Прошения о
земных благах были несколько легковесными и торопливыми, зато обращения,