"Джеймс Фенимор Купер. Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами" - читать интересную книгу автора

обратить свой взор. В этой необитаемой глуши находились четверо мужчин, двое
из которых по некоторым признакам были даже причастны к цивилизованному
миру. Леса вокруг них - безлюдные в те времена лесные дебри штата Мичиган, а
неширокий извилистый поток, спокойные воды которого виднелись вдали, -
излучина Каламазу, небольшой красивой речки, несущей свои воды на запад, где
они и вливались в широкие просторы озера Мичиган. Ныне эта река известна
своими деревнями и фермами, железными дорогами и мельницами; но в те времена
на этих берегах еще не было ни одного жилища более презентабельного, чем
индейский вигвам[Вигвам - жилище североамериканских индейцев; строился
следующим образом: по кругу (овалу) в землю втыкались гибкие стволы молодых
деревьев, а их верхушки сгибались в свод. Остов вигвама покрывали ветками,
корой или циновками.] или случайная хижина какого-нибудь белого любителя
приключений. И весь этот очаровательный полуостров, кроме узкой полоски
земли по берегам реки Детройт, колонизированной французскими поселенцами еще
в конце семнадцатого века, представлял собой в буквальном смысле дикую
глушь. Если белому человеку и случалось найти туда дорогу, то это был или
торговец с индейцами, или охотник, или авантюрист, чье занятие так или иначе
связано с жизнью пограничья и обычаями местных дикарей.
К этим людям и принадлежали двое из находившихся на прогалине мужчин, в
то время как их спутники относились к коренному населению. И еще более
заслуживает удивления то, что все они ни разу не видели друг друга в глаза,
пока не повстречались на прогалине примерно за час до начала нашего
рассказа. Говоря, что все они повстречались впервые, мы не имели в виду, что
белые были знакомы, а индейцы их не знали - нет, ни один из присутствующих
никогда не видел остальных, хотя все они кое-что слышали друг о друге.
В ту минуту, когда мы желали бы представить эту четверку нашим
читателям, трое из них внимательно наблюдали за действиями четвертого,
сохраняя при этом глубокую серьезность и полное безмолвие. Этим четвертым
был молодой человек среднего роста, на редкость хорошо сложенный,
энергичный, с открытым, честным, отмеченным несколькими оспинками лицом,
которое, однако, вполне можно было назвать по меньшей мере привлекательным.
Его настоящее имя было Бенджамин Боден, хотя всему Северо-Западу он был
широко известен как Бен Жало - "широко" здесь относится к широким
пространствам, а не к количеству знавших его людей. Проезжие и другие
французы из этих краев наградили его прозвищем "Бурдон", что значит
"Трутень"[ ... "Бурдон", что значит "Трутень"... - Французское слово
"bourdon" соответствует русскому слову "шершень"; в романе автор неверно
переводит его английским "drone" ("трутень").], однако отнюдь не за
праздность или безделье, а лишь потому, что он прославился промыслом,
который отдавал в его руки продукты чужого труда. Одним словом, Бен Боден
был бортником, или охотником на пчел, и не только одним из первых
представителей этого ремесла в тех местах, но и несравненно более искусным и
добычливым, чем все прочие. Мед от Бурдона считался самым чистым и более
ароматным, чем мед любого другого бортника, да и добывал он его куда больше
других. Десяток-другой семей по обоим берегам реки Детройт покупали мед
только у него и терпеливо ждали появления осенью вместительного
каноэ[Каноэ - легкий индейский челнок; остов суденышка собирался из
обрубленных веток, после чего его обтягивали березовой корой, отдельные
полоски которой сшивали древесными волокнами.] из коры, чтобы запастись этим
вкусным и питательным продуктом на долгую зиму. Целая армия славных лепешек,