"Арчибалд Кронин. Путь Шеннона" - читать интересную книгу автора

опытов по микробиологии для студентов третьего курса - давали мне сто
гиней в год - казалось бы, куча золотых монет, а на самом деле один мираж,
скрывавший то обстоятельство, что в Шотландии остерегаются баловать
будущих гениев. Таким образом, заплатишь в субботу за стол и кров, и в
кармане остается всего пять шиллингов, на которые надо было днем
завтракать в студенческой столовой, покупать себе одежду, обувь, книги,
табак; словом, я был возмутительно беден и вынужден был ходить в своей
старенькой морской форме, которая так оскорбляла чувство благопристойности
профессора Ашера, не потому, что мне это нравилось, а потому, что это был
мой единственный наряд.
Но, хоть мне и приходилось жить в столь стесненных обстоятельствах, это
не слишком удручало меня. Спартанское воспитание в Ливенфорде приучило
меня ко всему: я мог есть крутую овсяную кашу, пить водянистое молоко
неповторимой и непередаваемой синевы, носить залатанную одежду и ботинки
на толстой подошве, "подкованные" железными ободками для прочности. К тому
же я считал свое нынешнее положение чисто временным - преддверием
блестящего будущего, и мозг мой был настолько поглощен дерзкими замыслами,
которые должны были принести мне скорый и большой успех, что такие мелочи
просто не могли огорчить меня.
Итак, я поднялся в свою мансарду под крышей, откуда открывался вид на
кирпичную стену, над которой возвышались трубы городской
мусоросжигательной станции, и остановился в глубоком раздумье, изучая
бумагу, возвращенную мне профессором Ашером.
- К чаю опоздаете.
Вздрогнув, я повернулся к незваному гостю, вторгшемуся ко мне и
почтительно остановившемуся у порога. Так и есть, это, конечно, мисс Джин
Лоу, моя соседка по коридору. Сия молодая особа - одна из пяти
студентов-медиков, живших в "Ротсее", - посещала мои занятия по
микробиологии и на протяжении всей нынешней сессии на правах соседки
непрестанно выказывала мне знаки внимания.
- Гонг пробил пять минут тому назад, - запинаясь, пролепетала она с
сильным северным акцентом и, заметив мою ярость, мило покраснела; но, хотя
ее белое личико так и вспыхнуло от застенчивости, она не опустила своих
карих глаз. - Я постучала, только вы не слышали.
Я скомкал бумагу.
- Я ведь просил вас, мисс Лоу, не мешать мне, когда я занят.
- Да, конечно... но ваш ча-ай... - возразила она, в своем смущении
окончательно перейдя на северный певучий говор.
Нет, не мог я против нее устоять: нельзя было без улыбки смотреть на
эту девушку в синей саржевой юбке, простой белой блузке, черных чулках и
грубых башмаках, которая так серьезно упрашивала меня выпить чаю, словно,
отказавшись, я совершил бы смертный грех.
- Хорошо, - снизошел я и в тон ей добавил: - Бегу.
Мы спустились вместе в столовую - ужасную комнату, обставленную мебелью
с вытертой красной плюшевой обивкой, где так пахло тушеной капустой, что,
казалось, даже линолеум был пропитан этим запахом. На каминной доске,
накрытой бархатной дорожкой с кистями, стояли уродливые часы из зеленого
мрамора - гордость барышень Дири, свидетельство престижа их покойного
батюшки и их собственного "благородного" происхождения; часы эти давно
перестали ходить, но по-прежнему красовались на камине, покоясь на двух