"Арчибалд Кронин. Путь Шеннона" - читать интересную книгу автора

как у муэдзина, возвещающего час молитвы, всегда звучали минорные нотки:
- А, добрый вечер, доктор Роберт Шеннон и мисс Джин Лоу. Боюсь, что мы
уже все съели. Опоздали, значит, теперь придется вам, пожалуй, погибать с
голоду. М-да, пожалуй что придется, ха-ха! Мистер Гарольд Масс, будьте
любезны, передайте мне горчицу. Благодарю вас. Обращаюсь к вам, коллега
доктор Роберт Шеннон, скажите-ка, правда ведь, что горчица стимулирует
работу слюнных желез, каковых у человека имеется две - одна подъязычная, а
название другой записано у меня в тетради? Простите, сэр, как же все-таки
эта вторая железа называется?
- Поджелудочная, - подсказал я.
- Ах да, конечно, сэр, поджелудочная, - кивнул "Бэби" и расплылся в
улыбке. - Именно это я и хотел сказать.
Масс, только что глотнувший чаю, поперхнулся.
- Поджелудочная! - еле выговорил он. - Да ведь это в желудке, насколько
мне известно!
Лал Чаттерджи с упреком посмотрел на своего приятеля, корчившегося,
точно в конвульсиях.
- О, бедный, бедный мистер Гарольд Масс! Зачем же выказывать свое
невежество? Вы должны помнить, что я уже много лет числюсь студентом, а вы
только поступили. Я имел честь провалиться и не получить диплома бакалавра
искусств в Калькуттском университете еще тогда, когда вас, наверно, и на
свете-то не было.
Тем временем мисс Лоу то и дело поглядывала на меня, тщетно пытаясь
поймать мой взгляд и втянуть меня в беседу с мисс Бесс. Обе они были
ревностные евангелистки и с необычайной серьезностью и пылом обменивались
сейчас мнениями по поводу предстоящего исполнения "Мессии" в зале
св.Эндрью, что всегда являлось большим событием в Уинтоне, но, поскольку у
меня были свои причины относиться весьма сдержанно к религии, я сидел, не
поднимая глаз от тарелки.
- Я так люблю хоралы, а вы, мистер Шеннон?
- Нет, - сказал я. - Боюсь, что не люблю.
Тут из кухни появилась мисс Эйли Дири; она бесшумно вошла в своих
стареньких войлочных туфлях, неся "хрусталь" - стеклянное блюдо с
тушеными, но совершенно каменными сливами, которыми с неизбежностью смерти
заканчивался в "селедочные вечера" наш унылый ужин.
В противоположность своей сестре, мисс Эйли была душевной, мягкой
женщиной, довольно неряшливой, грузной и медлительной, с узловатыми,
обезображенными домашней работой руками. Ходили слухи - по-видимому, то
были просто выдумки студентов, подметивших, что единственным ее
развлечением по вечерам было чтение романов, которые она брала в публичной
библиотеке, - будто в молодости она пережила трагическую любовь. Ее доброе
лицо, покрасневшее от постоянной возни у плиты, хранило выражение
терпеливого спокойствия даже при ядовитых нападках сестры, но обычно было
грустным и задумчивым; на лоб ее то и дело падала тонкая прядка волос, и у
мисс Эйли вошло в привычку, забавно оттопырив губы, легким дуновением
отбрасывать волосы назад. Возможно, что, сама испытав немало превратностей
в жизни, она сочувственно относилась к моим бедам. Словом, сейчас она
склонилась ко мне и с сердечным участием шепотом спросила:
- Ну, как прошел сегодня день, Роберт?
Я принудил себя улыбнуться для ее успокоения - она, удовлетворенно