"Джеймс Оливер Кервуд. У последней границы" - читать интересную книгу автора

когда он с досадой швырнул этот клочок батиста на туалетный столик у
изголовья койки. Нет сомнения, что она уронила платок совершенно случайно,
без всякого умысла. По крайней мере, он так старался уверить себя. И он даже
твердил себе, непроизвольно пожимая плечами, что всякая женщина или девушка
имеет право проходить мимо его двери, если ей так нравится, а вот он - осел,
оттого что он обращает на это внимание. Вывод не совсем соответствовал его
мыслям. Но Алан не питал никакой склонности к таинственному, в особенности,
когда дело шло о женщине и о таком пустяке, как носовой платок.
Он вторично лег в постель и уснул с мыслями о Киок, Ноадлюк и о других
обитателях своего ранчо. Он откуда-то унаследовал неоценимый дар видеть
приятные сновидения. Как живую, видел он сейчас Киок, ее мимолетную улыбку и
лицо проказницы. А большие нежные глаза Ноадлюк выглядели больше, чем они
были, когда он их видел в последний раз. Ему также снился Тоток, по-прежнему
опечаленный бессердечностью Киок. Он бил в тамтам, издававший своеобразным
звук, похожий на трезвон колокольчиков. Под звуки этой музыки Амок Тулик
исполнял медвежий танец, а Киок в неописуемом восторге хлопала в ладоши.
Даже во сне Алан усмехнулся. Он знал, в чем дело: уголки смеющихся глаз Киок
блестели от удовольствия при виде ревности Тотока. Тоток был так глуп, что
он ничего не понимал, вот это-то и было забавно. Он свирепо бил в барабан,
супил брови так, что почти закрывались его глаза, меж тем как Киок
беззастенчиво хохотала...
Как раз в этот момент Алан раскрыл глаза и услышал последние удары
пароходного колокола. Было еще темно. Он зажег свет и взглянул на часы.
Барабан Тотока отбил восемь склянок на пароходе; было четыре часа утра.
Через открытый люк проникал запах моря и суши, а вместе с ним
прохладный воздух, который Алан жадно вдыхал, потягиваясь после пробуждения.
Этот воздух опьянял его, как вино. Алан тихо встал и, закурив оставшийся со
вчерашнего кончик сигары, начал одеваться. Только тогда, когда он покончил с
этим, он заметил на столике платочек. Если созерцание этого платочка
произвело на него некоторое впечатление несколько часов тому назад, то
теперь Алан не стал тревожить себя мыслями о нем. Беспечность девушки, и
больше ничего. Надо будет вернуть его. Перед тем как выйти на палубу, он
машинально сунул скомканный клочок батиста в карман пиджака.
Как Алан и предполагал, он оказался совсем один. На палубе было
пустынно. Сквозь молочно-белый туман виднелись ряды пустых стульев и тускло
светившиеся огни на рубке. Азиатский муссон и теплое течение Куросио
принесли раннюю весну на архипелаг Александра, и мягкой погодой и обилием
цветов май больше походил на июнь. Но на заре в эти дни было холодно и
пасмурно. Туман скоплялся в долинах и подобно тонким клубам дыма спускался в
море, стелясь по склонам гор. Таким образом, пароход, плывший по фиордам,
должен был нащупывать путь, как ребенок, который ползает в темноте. Алан
любил Эту особенность берегов Аляски. Их призрачная таинственность словно
вдохновляла его, а в их опасности крылась прелесть вызова. Он чувствовал, с
какой осторожностью "Ном" подвигается вперед, на север. Машины парохода тихо
гудели; это медленное, осторожное и слегка вздрагивающее продвижение
напоминало крадущуюся кошку. Казалось, что каждая стальная частица парохода
была чутким, бодрствующим, живым нервом.
Алан знал, что капитан Райфл не дремлет, что он из рубки своим зорким
глазом напряженно сверлит густой туман. Где-то на западе от них в весьма
опасном соседстве должны лежать скалы острова Адмиралтейства. На востоке