"Джеймс Оливер Кервуд. У последней границы" - читать интересную книгу автора

Для Алана эта сумма ничего не значила. Он не намеревался высчитывать
доллары, - он с таким же успехом мог бы предложить десять или двадцать
тысяч. У него было как раз столько в банках Нома, даже немного больше. В
случае надобности он охотно предложил бы свои стада оленей, если бы только
ему дали гарантию, что тело Мэри Стэндиш будет найдено.
Мак-Кормик уловил взгляд, который бросил ему Улаф, и это в некоторой
степени объяснило шотландцу положение. Алан Холт отнюдь не лишился рассудка.
Он вел себя так, как вел бы себя всякий другой, кто потерял самое дорогое,
что было у него в мире. И, приняв предложенные ему условия, Мак-Кормик
совершенно бессознательно посмотрел на маленькую женщину, стоявшую в дверях
хижины.
Алан подошел к ней. Это была спокойная миловидная молоденькая женщина.
Она с серьезным видом улыбнулась Улафу и подала руку Алану. Когда она
услышала, что произошло на "Номе", ее голубые глаза расширились от ужаса.
Алан покинул всех троих и вернулся к берегу.
Когда он ушел, швед, набивая трубку, высказал свое предположение, что
эта девушка, тело которой море никогда не прибьет к берегу, была для Алана
Холта всем на свете.
В этот день он и Улаф обшарили берег на протяжении многих миль, между
тем как Санди Мак-Кормик в легком баркасе обыскал острова на восток и на юг.
Он был парень себе на уме и с шотландской предприимчивостью заключил
выгодную сделку. В десятке хижин он рассказал подробности несчастного случая
и предложил вознаграждение в пятьсот долларов тому, кто найдет тело девушки.
Таким образом, еще до наступления ночи около двадцати мужчин и мальчиков и с
десяток женщин отправились на поиски тела.
- И помните, - говорил Санди каждому из них, - существует возможность,
что ее прибьет к берегу в ближайшие три дня, если ее только вообще прибьет.
Когда наступили сумерки первого дня, Алан оказался в десяти милях от
хижины. Он был теперь один, так как Улаф Эриксен взял противоположное
направление. Тот человек, который сейчас наблюдал, как заходящее солнце
погружается на западе в море, между тем как золотистые склоны гор отражали
его величие, нисколько не походил на прежнего Алана Холта. Казалось, что он
перенес тяжелую болезнь; и от родной земли медленно поднималось в его душу и
тело новое понимание жизни. Лицо его носило более мягкое выражение, чем
раньше, хотя на нем было написано отчаяние. Жесткие складки вокруг рта -
знак непреклонной воли - сгладились, а глаза больше не пытались скрывать
печали. Что-то такое в его манерах говорило о внутреннем огне, сжигавшем
его.
Когда Алан возвратился, уже начали сгущаться сумерки. С каждой милей
обратного пути в нем нарастало то, что пришло к нему через смерть, что
никогда уже не могло покинуть его. Сознавая эту перемену в самом себе, он,
казалось, слышал, как мягкий трепет ночи нашептывал ему: море никогда не
возвращает своих мертвецов.
В полночь, когда он вернулся в хижину, Улаф и Санди Мак-Кормик с женой
были уже там. Алан чувствовал сильное утомление, которое он объяснил
семимесячным пребыванием в Штатах, изнежившим и его. Он не стал
расспрашивать о результатах поисков. Он знал и так. Глаза женщины все
сказали ему в ту минуту, когда она показалась в дверях; он уловил в ее лице
почти материнскую жалость.
Кофе и ужин были поданы на стол, и Алан заставил себя есть. Санди