"Ба Цзинь. Дождь (Рассказы китайских писателей 20 - 30-х годов) " - читать интересную книгу автора

неведомое давило на меня своей тяжестью, и сопротивление было бесполезно.
Единственное, что мне оставалось, - это идти и идти.
Но куда идти - я не знал, да и не хотел знать. Я шел по лужам, промочил
ботинки, носки. Но лишь одна мысль владела мною - идти вперед, ни на секунду
не останавливаясь, не то, казалось мне, меня схватят чьи-то цепкие руки.
Я миновал одну улицу... затем другую... передо мной по-прежнему лежала
холодная пустота. Не знаю, как долго я шел, не замечая ни холода, пи
усталости, но меня сжигал все тот же огонь, и холодные капли, пробравшись
под одежду, не принесли ни малейшего облегчения.
У какого-то переулка я вдруг остановился и, даже не успев подумать,
зачем я это делаю, свернул в него.
В переулке тоже было тихо. В редких окнах еще горел свет, но из них не
доносилось ни шуток, ни смеха. У черного хода дома номер три я остановился,
и лишь когда собрался постучать в дверь, со смешанным чувством изумления и
испуга осознал, что здесь живет Юй.
За те четыре-пять дней, что мы не виделись, его и без того бледное лицо
стало пепельно-серым. Увидев меня, он растерялся и молча провел вверх по
лестнице в свою комнату.
- Зачем ты здесь? Я же не велел тебе приходить, - с укором произнес Юй,
но тут же крепко, по-дружески пожал мне руку.
Я взглянул на него с признательностью, легонько высвободил руку и
шепотом спросил:
- Ничего нового?
В глазах Юя появилось страдание; он кивнул было, но тут же с убитым
видом покачал головой.
- Неужели пет никакой надежды? - спросил я и сам испугался своего
вопроса.
Он тронул меня за плечо:
- Не так громко. - И помолчав, добавил: - Где она, мы не узнали, но
говорят, условия в тюрьме сносные.
- А это точно?
- Кто знает! Во всяком случае, нам известно только это. Мы многим
поручали разузнать о ней, но пока безуспешно. Боюсь, нам не удастся с ней
увидеться.
Юй старался держаться спокойно. Несколько дней назад он говорил то же
самое - очевидно, за это время не узнал ничего нового.
- Стой! Да ты весь мокрый, - воскликнул он вдруг. - Тебе не следовало
приходить сюда. Надо быть осторожным.
С грустной улыбкой я снял пальто и намокшую шляпу, положил их на
табурет и присел к письменному столу.
- Не могу я больше так жить, - вырвалось у меня. - Задыхаюсь один в
своей комнате. Ты не знаешь, как это страшно - страшнее, чем в тюрьме.
- Больше выдержки! И старайся не думать о своих страданиях! - Он тоже
сел, участливо поглядел на меня и стал уговаривать прерывающимся голосом: -
Надо быть терпеливым. Разве я лучше живу? - Он замолчал и стал ерошить рукой
волосы, что-то, видимо, его мучило, может быть, какие-нибудь горестные
воспоминания? Я знал, что он думает о ней.
- Приехала ее мать... - Он опустил руки, с силой прижав их к столу.
Затем, пересилив себя, тихо продолжал: - Она живет здесь. У меня не хватает
духа сказать, что случилось с ее дочерью, да и скрывать нелегко. Ведь она