"Осаму Дадзай. Исповедь "неполноценного" человека" - читать интересную книгу автора

но я не обращал никакого внимания на еду, даже если долго не было крошки во
рту. Помню, когда я учился в школе - в начальной, затем в средней -
возвращался с уроков, а вокруг меня носились: "Проголодался, наверное?
Знаем-знаем, сами помним, как жутко хочется есть после школы. Может, поешь
сладенького натто*? А бисквита не хочешь? И хлеб тоже есть." И я, подхалим
от рождения, бормочу, что проголодался, нехотя закидываю в рот десять
фасолек, не ощущая при этом ничего, похожего наголод.
Вообще-то я ем отнюдь не мало, но не припомню случая, когда бы я ел
оттого, что был голоден; ел то, что считал редкостью, лакомством. Когда меня
угощают - ем много, едва ли не больше, чем могу. Но питаться дома в кругу
семьи с детства было для меня тяжелой обязанностью.
От воспоминаний об обедах в нашем деревенском доме меня прошибает пот.
Вот как это выглядело: в два ряда стоят низенькие столики-подносы и все - а
нас в семье было десять человек - садятся друг против друга, каждый за свой
столик, я, самый младший, сажусь за последний; в комнате сумрачно, все едят,
не произнося ни слона. Если добавить еще, что в нашем доме сохранялись
старые порядки и пища была всегда одна и та же, о лакомствах, роскошной еде
никто и не помышлял, то станет понятно, почему - чем дальше, тем больше -
домашние трапезы внушали мне ужас. Когда я в полутемной комнате сидел за
своим столиком и, дрожа от холода, запихивал в рот горсть риса, мозги
сверлили вопросы: почему люди едят каждый день по три раза? Почему с такими
постными лицами? может быть, принятие пищи - это ритуал? и для совершения
этого все члены семьи всегда в одно и то же время три раза в день (!)
вынуждены собираться в затемненной комнате, ровно расставлять столики и
угрюмо есть, даже если этого им, возможно, не хочется? Мне даже приходила в
голову мысль, что трапезы - на самом деле моление обитающим в нашем доме
духам.
"Умрешь, если не будешь питаться", - говорили мне; и хотя я воспринимал
эту фразу как запугивание, она, тем не менее, всегда вызывала у меня
беспокойство и страх. "Без пищи человек умирает, человек работает, чтобы
есть. Надо, обязательно надо принимать пищу."...Ничего более недоступного
разумению мне слышать не приходилось.
Из всего этого следовало, что я нисколько не смыслю в предназначении
человека. Мое понимание счастья шло вразрез с тем, как понимают его другие
люди, и это становилось источником беспокойства, которое ночами не давало
мне спать, сводило с ума. Так все-таки, каково мне: счастлив я? или нет?
Часто, еще с детства люди называли меня счастливчиком, мне же, наоборот,
казалось, что как раз их жизни куда благополучнее, при том, что моя - просто
адская.
Иногда я даже так думал: испытай ближние хотя бы одну из моих бед, эта
единственная скосила бы их.
Для меня всегда было непостижимым представить себе, что и в какой
степени доставляет ближним страдания. Может, и в самом деле реально только
то страдание, которое разрешается простым наполнением желудка? Быть может,
это и есть самая ужасная, адская мука? И она не уступает тем десяти, которые
испепеляют мою душу? Тогда почему никто собственноручно не обрывает свою
жизнь, не сходит с ума? Люди болтают о политике, судачат о том о сем, не
ведая отчаяния, способны стойко бороться с разными невзгодами... Так, может
быть, им не столь уж тяжко? Или же они - совершенные эгоисты, уверовавшие в
свою непогрешимость, никогда и ничего не подвергающие сомнению? В таком