"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

Осушив палубу, мы все расходимся по своим обычным утренним работам. На судне
было пять гребных судов: баркас, восьмерка, четырехвесельный ял, кормовая
шлюпка и капитанский вельбот, и у каждого имелся свой старшина, который
заботился о нем и был ответственным за исправность и чистоту. Все остальные
работы по чистке распределялись между матросами: бронзовые и латунные части
шпиля, судовой колокол, который тоже был из бронзы, полагалось начищать, как
золотую пуговицу, расходный бачок, леерные стойки и прочее. Все эти работы
надо было закончить до завтрака, а те, кто ими не занимался, наполняли
пресной водой бачок. Кок чистил деревянные бадейки, из которых едят матросы,
надраивая их медные обручи, после чего ставил их около камбуза в ожидании
осмотра. Когда палуба протерта досуха, на юте появляется само верховное
божество, и сразу же бьют восемь склянок, что служит сигналом к завтраку. На
еду отводится полчаса, и вслед за тем вся команда продолжает работы. Котлы,
кружки, хлебные мешки и прочее убираются на место. Этим утром начались
приготовления к выходу в море. Мы потравили один якорный канат, выбрали
другой и снова выбрали первый канат почти до панера. Это было проделано
быстрее, чем у нас на бриге, хотя все здесь было почти вдвое больше и
тяжелее, так что кат-блок, например, с трудом мог поднять один человек, а
якорный канат был втрое толще, зато, благодаря просторной палубе, работать
было легче, особенно при хорошо налаженной дисциплине и порядке, большем
количестве матросов. К тому же каждый здесь стремился исправно выполнять
свое дело. Как только канат выбрали до панера, стоявший на полубаке старший
помощник подал команду ставить паруса, и в мгновение ока все были на вантах
и уже расходились по реям, стараясь перегнать друг друга. Самые ловкие
отдают ноковые и крестовые сезни, и после этого на реях остается только по
одному человеку, а остальные спускаются вниз и разбирают шкоты и фалы.
- На фоке все готово? На бизани? - кричит старший помощник, опрашивая
всех по порядку.
- Готово, сэр! - несется в ответ, и тотчас следует команда ставить
паруса.
В единое мгновение судно, на котором торчали только голые мачты и реи,
все оделось парусами от топов бом-брам-стеньг до самой палубы. Теперь все
спускаются вниз, и лишь на каждом марсе остается по человеку, чтобы
раздергивать снасти. Сразу же ставят марсели и выбирают шкоты; все три рея
одновременно поднимаются к топам, вахта левого борта работает на фоке,
правого - на гроте, а пятеро из той и другой (я был в их числе) - на бизани.
Затем брасопят реи, закладывают кат-блок, вся команда включая и кока,
наваливается на шпиль, и с хоровым пением шанти "Пошел, ребята, веселее!"
поднимают якорь до места. Судно уже взяло ход, и один за другим ставятся
верхние паруса. Мы еще не прошли песчаный мыс, а несем уже всю парусину.
Фор-бом-брамсель, который пришелся на мою долю, по размерам был вдвое
больше, чем на "Пилигриме", и, хотя на бриге я легко управлялся с ним, здесь
моих рук едва хватало, тем более что леера на реях отсутствовали, дабы не
портить вида, и бедному матросу оставалось держаться только за воздух
"собственными бровями".
Как только мы оставили позади мыс, скомандовали: "Подвахта вниз!" Мне
объяснили, что после прихода в калифорнийские воды у них всегда работали в
две вахты, да и вообще все свидетельствовало о том, что строжайшая
дисциплина и требовательность отнюдь не помеха для хорошего обращения с
матросами. Каждый понимал, что должен вести себя как подобает мужчине и