"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

исполнять свой долг. Все это было совсем не похоже на тот непосильный труд,
которым занималась малочисленная и вечно недовольная, ропщущая команда
"Пилигрима".
Была наша очередь идти вниз, и матросы принялись за свои обычные
занятия - починку одежды и прочие мелочи. Зато я, благодаря приведенному еще
в Сан-Диего в полный порядок гардеробу, мог наслаждаться чтением. Я
буквально перерыл все матросские сундучки, но не нашел ничего подходящего,
когда один из матросов заявил, будто у него есть книга, в которой "описано
про знаменитого разбойника". Он полез на самое дно своего сундука и, к моему
удивлению и радости, вытащил не что иное, как бульверовского "Пола
Клиффорда". Я тут же схватил книгу, забрался в свою койку-гамак и, мерно
раскачиваясь, читал до конца подвахты. Чистота в твиндеке, открытые люки,
через которые вливается прохладный бриз, плавный бег судна - все располагало
к покою. Я едва углубился в повествование, как пробило восемь склянок, и нас
вызвали обедать. После обеда надо было стоять вахту, а в четыре я снова
спустился вниз и читал до наступления "собаки" (полувахты). Так как после
восьми не разрешалось зажигать огня, читать по ночам не удавалось. Из-за
слабых ветров переход занял у нас целых три дня, и в светлое время суток все
свободное время между вахтами я проводил тем же образом, пока не закончил
книгу Никогда не забуду того удовольствия, которое она доставила мне.
Наткнуться на что-нибудь стоящее, хоть в какой-то степени обладающее
литературными достоинствами было для меня настоящим праздником. Отменный
стиль автора, сменяющие друг друга блестяще написанные сцены, живость и
характерность зарисовок - все приводило меня в восторг. Это было даже
слишком хорошо для простого матроса. Я не мог надеяться, чтобы столь
приятное времяпровождение могло продолжаться и в будущем.
Поднимаясь на палубу, я видел вокруг обычную судовую жизнь. В твиндеках
работали плотник и парусный мастер, матросы выполняли такелажные работы,
свивали шкимушгар и занимались всеми прочими делами, как на любом другом
торговом судне. Ночные вахты были много приятнее, чем на "Пилигриме". Там,
из-за малочисленности команды, один стоял на руле, а другой был
впередсмотрящим, и это не оставляло возможности для разговоров. Зато здесь
на вахту заступали сразу семь человек, и у нас не утихала матросская
"травля". После двух-трех таких ночных вахт я близко познакомился со своими
товарищами. Старшим по нашей вахте был парусный мастер, считавшийся самым
опытным моряком на судне. Он являл собой законченный тип военного моряка и
провел в море двадцать два года. Плавал он буквально на всем: на военных
кораблях и каперах, "купцах" и невольничьих судах, исключая разве что
китобои, к которым истинные моряки относятся свысока, стараясь держаться от
них подальше. Конечно же, он побывал почти во всех частях света, и никто не
мог "травить" лучше и дольше его. Его рассказ частенько продолжался всю
вахту, и тогда уже никто не клевал носом. Порой его повествование отличалось
совершенной фантастичностью сюжета, но рассказчик никогда и не рассчитывал
на то, чтобы ему поверили, и сочинял свои истории просто ради собственного и
нашего развлечения. Изрядное чувство юмора и неисчерпаемый запас
военно-морского жаргона, обильно сдобренного прочими крепкими флотскими
словечками, делали свое дело. Вслед за ним по летам, опытности и, конечно,
своему положению среди матросов вахты шел один англичанин по имени Гаррис, о
котором есть что рассказать, но я сделаю это в дальнейшем. После него - двое
или трое американцев, плававших на европейских и южноамериканских линиях, и