"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

сделав вид, что ничего не замечает, начал потихоньку напевать и
насвистывать, стараясь показать, будто совсем не спал; потом, не
оглядываясь, пошел на шкафут и скомандовал поставить грот-бом-брамсель.
Повернувшись, чтобы идти обратно на ют, он изобразил удивление при виде
капитана. Но это притворство не помогло. Капитан без долгих отлагательств
тут же принялся за него и устроил отменнейший разнос в наилучшем морском
стиле: "Ах, ты, подлец никчемный! Погляди на себя - ведь ты не человек, не
моряк, ты хуже юнги и хуже последнего отиралы. Да что там! На корабле ты
просто бревно! Соли своей и то не отрабатываешь!" За этим последовали еще
более изысканные перлы из морского лексикона. По окончании сей проповеди
бедняга был отослан в свою каюту, а остаток вахты капитан отстоял сам.
Утром, когда отбили семь склянок, всю команду собрали на палубе и
объявили, что Фостер больше не помощник капитана и мы сами можем избрать из
своего числа второго помощника. Подобное довольно часто практикуется
капитанами, и они поступают весьма благоразумно, так как матросы в таких
случаях чувствуют себя как бы хозяевами положения, и это льстит им, хотя
собственная их участь остается неизменной - повиноваться и не более. Как
обычно в подобных случаях, наша команда отказалась принять ответственность в
выборе человека, на которого мы уже не смогли бы потом жаловаться. Поэтому
решение оставалось за капитаном. Он избрал энергичного и сметливого молодого
матроса, родившегося на берегах Кеннебека и уже сделавшего несколько рейсов
в Кантон. О его производстве было объявлено в таких выражениях: "Я выбрал
Джима Холла, он будет вторым помощником. А ваше дело простое - повиноваться
ему так же, как мне. Да не забудьте, теперь он мистер Холл".
Фостер перебрался в кубрик и лишился приставки к своему имени, а
молодой Джим, став мистером Холлом, водворился в новой резиденции в царстве
столовых ножей, вилок и чайных чашек.
Воскресенье, 5 октября. Мы стояли утреннюю вахту. Вскоре после рассвета
впередсмотрящий на баке закричал: "Вижу землю!" Я никогда еще не слышал, как
в море оповещают о появлении земли, и даже не понял, что это означает (мало
до кого дошел бы смысл этих слов с первого раза, настолько неразборчиво их
выкрикивают). Однако, заметив, куда направлены все взгляды, я тоже увидел на
траверзе с наветра полоску земли. Мы сразу убрали лисели, легли в крутой
бейдевинд и пошли к берегу. Это было сделано, чтобы определить нашу долготу,
так как по капитанскому хронометру мы были на 25° к западу от Гринвича а по
обсервациям значительно дальше, и капитан никак не мог разобраться, что же у
него неисправно - хронометр или секстан. Открывшийся берег разрешил загадку,
и первый из подозреваемых был осужден. В дальнейшем хронометр стал идти
совсем плохо и уже совершенно не использовался.
Приблизившись к берегу, мы обнаружили, что вышли к порту Пернамбуко. В
подзорную трубу были видны крыши домов, большая церковь и даже город Олинда.
Мы подошли к самой гавани и увидели, как в нее устремляется бриг под всеми
парусами. В два часа пополудни мы взяли мористее, оставив землю справа по
корме, а к закату земля совсем исчезла из виду. Здесь я впервые увидел одно
из тех необычных сооружений, которые называют катамаранами. Они состоят из
нескольких связанных вместе бревен, причем люди сидят там, погрузив ноги в
воду. Катамараны несут один большой парус, достаточно быстроходны и, как ни
странно, по мореходности не уступают нашим шлюпкам. Мы наблюдали несколько
таких катамаранов, управляемых одним или тремя индейцами, они смело
пускались в открытое море почти в полной темноте. Индейцы выходят на этих