"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автораили других занятиях, потому что мы слишком уставали, да и люки все время
оставались закрытыми. Повсюду была сырость, грязь, темнота и непрестанная болтанка. Отстояв вахту, мы спускались вниз, выжимали промокшую одежду, развешивали ее для "просушки" по переборкам и заваливались на койки, стараясь получше выспаться к следующей вахте. Матрос может спать где угодно - ему не помешают ни ветер, ни вода, ни хлопанье парусов, ни стук рангоута, ни скрип железа. Мы спали как убитые, когда раздавались три удара по люку и надоевший голос кричал: "Вахта правого борта! Восемь склянок!" - поднимая нас с коек на холодную мокрую палубу. Единственные минуты, которые хоть как-то можно было назвать приятными, наступали утром и вечером, когда нам давали по целой кружке чая, подслащенного патокой (матросы многозначительно называют его "живой водой"). Этот напиток, сколь бы плох он ни был, давал по крайней мере тепло и вместе с холодной солониной и галетами составлял всю нашу пищу. Но и сего скромного блага мы дожидались с неуверенностью - ведь приходилось ходить на камбуз за своим котелком солонины и кружкой чая с риском лишиться их по пути в кубрик. Я нередко видел, как котелки, катились к шпигатам, а их владельцы барахтались на палубе. Помню, как один англичанин, который был душой нашей команды, - впоследствии его смыло за борт, и он погиб - минут десять стоял у камбуза с кружкой чая, выжидая удобного момента, чтобы пробраться в кубрик. Наконец, решив, что. "пока притихло", он двинулся вперед. Но не успел сделать и нескольких шагов, как большая волна накрыла бак, и в течение нескольких секунд я видел только его голову и плечи. Затем англичанина сбило с ног и поволокло на ют. Потом корма поднялась вверх, осушила палубу, а он все еще не выпускал из рук свою оловянную кружку, в которой не было уже ничего, его или хотя бы на минуту лишить неистребимого чувства юмора. Поднявшись на ноги, он погрозил рулевому кулаком и сбежал вниз. "Что за моряк, если он не понимает шуток?" - сказал он, проходя мимо меня. Самое неприятное в таких случаях - отнюдь не купание. Чай нам выдавали порциями, и сверх нормы на камбузе уже ничего нельзя было получить. Хотя товарищи никогда не оставят человека с пустыми руками и непременно отольют из своих кружек, убыток так и так остается, он лишь распределяется между всеми. Нечто подобное случилось через несколько дней и со мной. Кок приготовил нам "крошево" - маленькие кусочки свинины с толчеными сухарями и несколькими вареными картофелинами, которые были приправлены перцем. Это был редкий деликатес, и я, оказавшись на камбузе последним, взялся доставить котелок на всю вахту. Я благополучно добрался до люка и ступил было на трап, как вдруг большая волна вытолкнула корму из воды, а заодно и ступеньки из-под моих ног, и я спустился несколько быстрее обычного, а содержимое котелка, ударившегося о мою голову, оказалось на палубе. Какими бы ни были ваши переживания, в море полагается все обращать в шутку. Даже если вы свалились с рея и избежали мгновенной смерти, лишь случайно попав в пузо паруса, неприлично выказывать волнение или придавать случившемуся серьезное значение. Пятница, 14 ноября. Мы оказались значительно западнее Горна и постепенно склонялись к северу, опасаясь, однако, как бы преобладающие сильные зюйд-весты не отнесли нас к Патагонии. В два часа пополудни заметили паруса на траверзе слева и в четыре разглядели большое судно, шедшее параллельным курсом под зарифленными марселями. Мы же отдали рифы, так как |
|
|