"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

жалкое зрелище являет собой человек, страдающий морской болезнью. С тех пор
как на третий день после выхода из Бостона мое собственное недомогание
прошло, я видел вокруг себя лишь здоровых энергичных людей, крепко стоявших
на "морских" ногах. И должен сознаться, когда сам можешь ходить по палубе,
есть и забираться наверх, то испытываешь некое приятное чувство собственного
превосходства перед жалкими бледными созданиями, которые передвигаются,
шатаясь и волоча ноги, и помутившимися глазами смотрят, как мы взбираемся на
самый верх мачты или спокойно делаем свое дело, сидя на ноках реев. В море
здоровый человек не сочувствует тому, кто страдает от качки; и его
собственная мужественность только выигрывает от сравнения.
Через несколько дней мы вышли к мысу Пинос у входа в залив Монтерей.
Когда мы приблизились и пошли вдоль берега, то смогли хорошо рассмотреть
открывшуюся землю и прежде всего заметить, что лес занимает здесь куда
больше пространства, чем к югу от мыса Консепсьон. Как мне удалось выяснить,
этот мыс служит как бы границей двух ландшафтов Калифорнии. Северная часть
побережья более лесиста и разнообразна во всех отношениях, и там же много
пресной воды. Это относится и к Монтерею, а еще более к Сан-Франциско, в то
время как южная часть берега у Санта-Барбары, Сан-Педро и особенно у
Сан-Диего почти лишена леса и представляет собой обнаженную и совершенно
плоскую равнину, которая, впрочем, не лишена плодородия.
Залив Монтерей широк при входе, и расстояние между мысами Аньо-Нуэво на
севере и Пинос на юге около двадцати четырех миль; далее залив начинает
постепенно сужаться по мере приближения к городу, расположенному на берегу
бухты в юго-восточном изгибе просторной глубоководной бухты; от мысов до
города почти восемнадцать миль, что и составляет длину залива. Берега
поросли очень густым лесом, где изобилует сосна, и, поскольку был сезон
дождей, все вокруг покрывала свежая зелень, отовсюду доносилось пение птиц,
а дичь в великом множестве летала даже у нас над головой. Здесь можно было
не опасаться зюйд-остов. Мы стали на якорь в двух кабельтовых от берега, так
что город лежал прямо перед нами, радуя глаз своими белыми домиками, намного
более привлекательными, чем в Санта-Барбаре, где все строения какого-то
неприглядного бурого цвета. Красная черепица составляла превосходный
контраст с белыми стенами и зеленью лужаек, на которых беспорядочно, но
как-то уютно расположились сами дома. Здесь, как и во всех других городах,
которые я повидал в Калифорнии, нет ни улиц, ни оград (исключая отдельные
участки, огороженные кое-где под сады), и поэтому около сотни домов
расставлено как попало. Все они имеют лишь один этаж и на небольшом удалении
выглядят весьма живописно.
Мы подошли к городу в погожий субботний день, солнце стояло высоко, над
маленьким квадратным пресидио развевался мексиканский флаг, и по воде до нас
доносились звуки барабана и трубы вышедших на парад солдат, и эти звуки
словно наполняли жизнью все окружающее. Моряки радовались открывшейся
картине - нам казалось, что мы попали в христианскую - что на языке матросов
означает цивилизованную - страну. Первое наше впечатление от Калифорнии было
весьма неблагоприятным: открытый рейд Санта-Барбары; стоянка на якоре в трех
милях от берега; необходимость сниматься с якоря при каждом зюйд-осте;
высадка на берег на высоком прибое. К тому же и сам мрачноватого вида
городок стоял в миле от берега. Там не раздавалось ни звука, ласкающего
слух, и не было ничего, что могло бы порадовать глаз, кроме канаков с
Сандвичевых островов, шкур и мешков с салом. Прибавьте сюда шторм у мыса