"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

лошадь, забравшуюся чуть ли не на вершину горы, он, покачав головой,
произнес: "No importa!" ("Неважно!"), давая этим понять, что их у него
достаточно.
Возвратившись в город, мы увидели толпу на площади у главной пульперии.
Все эти мужчины, женщины и дети сгрудились вокруг пары боевых петухов,
которые с разбегу наскакивали друг на друга, а народ веселился и кричал так,
словно наблюдал за схваткой борцов. Зато бык, к общему разочарованию, не
оправдал надежд, он сломал барьер и сбежал, а найти замену ему было уже
поздно, так что зрителям пришлось довольствоваться петушиным боем. Один из
бойцов получил удар в голову и, лишившись глаза, сдался. Тогда принесли двух
других петухов прямо-таки гигантских размеров. Они-то и были гвоздем
программы. Двое мужчин вступили в круг, держа соперников у себя на руках.
Опустившись от возбуждения на четвереньки и поглаживая драчунов, они начали
раззадоривать их. Тут же заключались крупные пари, и, как часто бывает на
любых состязаниях, исход боя некоторое время оставался неясен. Оба петуха
выказывали немалый пыл и дрались, может быть, дольше и лучше, чем смогли бы
их хозяева. Не помню уже, кто из них одержал верх, красный или белый, но
победитель отошел с видом истинного триумфатора, который "veni - vidi -
vici" ("пришел - увидел - победил"), оставив хрипевшего противника лежащим
на "борту".
Потом в толпе послышались слова "жaballos" и "carrйra" ("лошади",
"скачка"), и, увидев, что народ устремился в одном направлении, мы пошли
следом и неподалеку на окраине города увидели ровную площадку, служившую
скаковым кругом. Толпа стала еще гуще, дистанция была уже размечена, судьи
стояли на местах, вывели лошадей. Два почтенных джентльмена - дон Карлос и
дон Доминго, как их все называли, - заключили пари. Наконец, все было
готово. Еще некоторое время чего-то ждали, наездники сдерживали
приплясывающих лошадей. Но вот по рядам пронесся крик - и кони, вытянув шеи,
понеслись вскачь, сверкая зрачками вылезающих из орбит глаз. Они пролетали
мимо нас, словно цепные ядра[27], голова к голове, а через мгновение уже
ничего не было видно, кроме крупов и задних копыт, взлетающих в воздух.
Вслед за ними бросилась толпа. Когда мы добежали до конечной черты, лошади
уже возвращались неторопливым шагом. Говорили, что первой пришла костлявая
кобыла с вытянутым туловищем, вырвавшаяся вперед лишь на одну голову. Все
наездники были хрупкого телосложения, их руки были оголены до плеч, ноги
босые. Лошади хотя и не отличались таким лоском, как их коллеги в бостонских
скаковых конюшнях, но их изящные ноги и выразительные глаза выдавали
благородное происхождение. Когда возбуждение улеглось, и все было обсуждено
до мельчайших подробностей, толпа рассеялась, направляясь обратно в город.
Мы возвратились в большую пульперию, где на веранде все еще взвизгивала
скрипка и гнусавила гитара. Солнце садилось, начинались танцы. Танцевали
итальянские матросы, и один из наших решился показать себя, к вящему
развлечению зевак, выкрикивавших: "Bravo! Otra vez! Viva los marineros!"[28]
Впрочем, танцевали пока немногие, так как еще не появились женщины и gente
de razуn. Нам очень хотелось остаться, чтобы посмотреть, как танцуют в
здешних краях, однако хоть мы и наслаждались полной свободой в течение дня,
но так и остались простыми матросами, и никто из нас не осмелился бы
опоздать к шлюпке даже на час. Мы направились к берегу, и как раз вовремя -
шлюпка уже подходила, ныряя среди бурунов. На море ложился густой туман,
который обычно предшествует шторму. Съезжающие на берег пользуются особыми