"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

на берегу и которые, если не считать помощника, француза Николя и юнги,
составляли все здешнее население. Естественно, я исключил из этого числа
собак, составлявших, однако, немаловажную часть нашей колонии. Они были
завезены сюда на первых же судах, с тех пор сильно размножились и стали
сильным народцем. Когда я жил на берегу, их насчитывалось около сорока и,
вероятно, столько же, если не больше, каждый год тонуло, бывало убито и
прочее. Эти собаки выполняют полезную работу сторожей - местные индейцы
боятся появляться на берегу ночью, ибо невозможно приблизиться к складам
даже на полмили, не вызвав всеобщего переполоха. Патриарх собачьей колонии,
старик Сэйчем (так называлось судно, на котором его привезли), околел в
преклонном возрасте как раз во время моего пребывания на побережье и был
достойно похоронен. Из остальной живности можно отметить нескольких свиней и
кур. Все они, подобно собакам, держались вместе, хотя и кормились на тех
складах, к которым принадлежали.
Не прошло и нескольких часов после того, как я сошел на берег, а
"Пилигрим" скрылся из виду, как раздался крик: "Парус!", и из-за мыса
показалась маленькая бригантина. Она обогнула его и стала на якорь. Это был
мексиканец "Фазио", виденный нами в Сан-Педро. Теперь он собирался выгрузить
на берег привезенное сало, проверить его, сшить новые мешки, погрузить все
обратно в трюм и уйти из Калифорнии. Мексиканцы соорудили на берегу
небольшую палатку и принялись за работу. Происшедшая перемена придала
разнообразие нашему обществу, и мы провели много вечеров в их палатке среди
вавилонского столпотворения английского, испанского, французского и
канакского языков, и все же умудрялись понимать и подбирать нужные всем
слова.
На второй день утром я приступил к своим новым обязанностям
заготовителя шкур. Чтобы дать читателю ясное представление об этом, надо
полностью описать все, что происходит со шкурой, начиная с того момента,
когда ее содрали с вола, и вплоть до погрузки в трюм. После того как шкура
отделена, в ней по краям делаются проколы, и ее растягивают кольями для
просушки. Таким образом кожа не сморщивается. Когда шкуры высушены на солнце
и сложены пополам шерстью наружу, их грузят на суда в разных портах
побережья и доставляют на склады в Сан-Диего, а там складывают в кипы на
открытом воздухе. Вот тут и наступает черед обработчиков.
Сначала производится вымачивание шкур. При наступлении малой воды их
переносят на приливную полосу и связывают веревками в небольшие кипы,
которые затем затопляются приливом. Каждый день мы вымачивали по сто
пятьдесят штук - по двадцать пять на брата. Вымачивать надо не менее сорока
восьми часов, после чего шкуры отвозят на тачках к чанам с очень крепким
рассолом, который получают, засыпая большое количество соли в морскую воду.
В рассоле шкуры отлеживаются еще сорок восемь часов. Здесь они по-настоящему
пропитываются солью, ибо первое вымачивание в морской воде служит лишь для
размягчения и очистки. Затем их выдерживают в течение суток на помосте, а
потом тщательно растягивают кольями на земле шерстью наружу, чтобы они
равномерно высохли и сделались гладкими. Пока шкуры мокрые и податливые, мы
срезали ножами все оставшиеся на них куски мяса и сала, от которых может
загнить весь груз во время многомесячной перевозки в трюме, а также уши и
флипперы - неровности по краям, мешающие плотной укладке в трюме. Это самое
трудное дело, так как срезать надо очень умело, чтобы не повредить кожу. На
все уходило немало времени, поскольку вшестером мы должны были ежедневно